Нынешняя жизнь даёт массу возможностей рассмотреть этот тезис на конкретных примерах. Возьмём реакцию части публики на недавний всероссийский опрос по поводу богослужебного языка. Главный упрёк звучал так: опрашивали в основном людей случайных, малоцерковных и нецерковных, а вот спросите у "настоящих прихожан", и картина будет другой. Отдельно можно изумиться, как же тогда нужно определять "настоящего прихожанина"? Это тот, кто причащается раз в год, два раза, или раз в месяц? Но раз у нас крещение не считается маркером церковности, то почему вдруг причащение будет считаться? Или что, "настоящие прихожане" - это исключительно те, кто делают такие упрёки? В ситуации, когда в церкви широкого общения, "горизонтального" взаимодействия нет почти патологически, такие упрёки выглядят довольно нелепо.
Но опустим этот вопрос и вернёмся к логике. Допустим, мы как-то выявим этих "настоящих прихожан", их окажется около 1-2% россиян, и, допустим, среди них большинство действительно будет против русскоязычного богослужения. Но кто эти люди? Это только те, которым действительно нравится молиться на древнем языке; те, кто "смирился" и те, кто считает его "священным". Тем, кто хотел бы на русском, среди них просто нет места: они вытеснены просто обыденной практикой. Ведь внешне это что-то по сути своей новое. Остаются только особые энтузиасты, которые не боятся "давления большинства".
И именно среди тех, кто прошёл нередко довольно агрессивный отбор по принятию гегемонии церковнославянского языка и предлагается спрашивать! А тех, кто из-за языкового барьера реже ходит в храм, потому что не понимает службы; или кто из-за него даже не подозревает, что в богослужебных текстах есть особая глубина, содержание и смысл, и потому искушается "внешним", не достигая "внутреннего"; тех, кто не имеет такого смирения и терпения, чтобы принять привычную практику, ибо ни в Св. Писании, ни в догматике, ни в канонах нет ничего о необходимости древнего языка, - вот у всех этих спрашивать не надо! Ведь Церковь не для них, а для тех, кто принимает всё, как есть, по сути говоря: "или учи церковнославянский, или уходи". Получается какой-то закрытый клуб любителей церковнославянского языка, церковь не "кафолическая", а "филологическая". Получается замкнутый круг: "опрос о языке надо проводить только среди тех, кто уже принял церковнославянский". Это как у клуба владельцев пуделей спросить, какая порода собак им нравится больше всех.
Вот эта нелюбовь к логике дополняется нелюбовью к ближнему. Не можем поступиться языком, к которому просто привыкли, о котором ничего не сказано в учении Церкви, ради ближнего? Не можем отнестись к нему, к его чаяниям, его трудностям, пусть даже к его немощам, с уважением? Не хотим слушать его, раз он не может или не хочет принимать наши правила, наши привычки и наше пристрастие к древнему? Не окажемся ли тогда сами осуждены? Если оказываемся немощнее тех, за кого мы ответственны, кого мы должны были бы спасать, - и не решаемся поступиться внешним, преходящим, второстепенным, формальным? Ведь речи никогда и не шло о каком-то повсеместном и обязательном переходе всех на русский язык, но только лишь о том, чтобы признать нормальность этого и саму возможность для тех, кому это важно и нужно. Народ, конечно, автоматически от этого "в храм не повалит", но это хорошее и необходимое начало для того, чтобы просто обратиться к своему ближнему, разобраться в основах своей веры, в том, что в ней главное.
Ведь нам дано многое, а мы этим не очень-то хотим делиться, хотим только сохранить для себя, "закопать талант", проявляя отнюдь нездоровую ревность. И все тут, получается, "сами виноваты", раз не хотят "как мы" ("ведь мы-то смогли, нам-то нормально!"). Но ещё Н.А. Бердяев говорил, что на Страшном Суде Господь спросит Авеля: "Авель, где брат твой Каин"?