Воспоминание, общность прошлого, приобщенность к общему прошлому - это то, что конструирует, держит и направляет ту или иную общность, придаёт смысл его существованию. Воспоминание - это его основа, базис, та точка в пространственно-временной реальности, которая сделала возможным его существование. Центральный вопрос: что именно вспоминается? Евреи вспоминали исход из Египта, поскольку именно этот исход и всё, что за ним последовало, включая прежде всего дарование Богом Закона, сформировало их как народ, как религиозно-этническую общность. Самое главное, что в этом воспоминании содержится сам смысл существования этого народа, то, что заставляет членов этого народа собираться вместе, куда-то стремиться и двигаться, на что-то надеяться, соблюдать определенные правила и порядки. Однако как характер этого воспоминания, так и характер народа, подчеркивает его этническую природу.
С христианством совершенно иначе. Христианский народ Божий - принципиально не этнического характера: он универсален и открыт ко всем людям на земле. С этим связан и особый характер центрального воспоминания этого народа, который объясняет как начало, так и смысл его существования. Ядро этого воспоминания - "Крест, Гроб, Тридневное воскресение, на Небеса Восхождение, Второе и славное Пришествие" Христа. Литургия Иоанна Златоуста, в виду своей особой краткости, ограничивается только назывным перечислением, и всё это можно много и подробно раскрывать, "развертывать" в своем смысле и значении. Характер этого воспоминания говорит о том, что он конструирует народ не по принципу религиозно-этнического происхождения, а по принципу личной верности, преданности личности Иисуса из Назарета и признания его Мессией, Христом. Таким образом, любой, кто верен Иисусу Христу, будь он еврей, грек или перс, является членом христианского народа. Помимо этого, христианское центральное воспоминание со временем было расширено, произошло углубление его смысла: речь не только "земной личности" Иисуса Христа, но и о Боге-Творце, который пришёл к своему творению, чтобы спасти его от последствий грехопадения и даровать жизнь вечную в Его Царстве. Всё это говорит о том, что характер христианского народа превосходит все религиозно-этнические границы, как и все границы времени и пространства, и обращается к первоосновам всякого человека.
Таким образом, всякая Евхаристия - это есть прежде всего вхождение в глубину этого воспоминания христианского народа, который строится вокруг личности Иисуса Христа и веры в то, что Бог в Нем и через Него даёт исцеление от греха и от смерти всякому человеку. Вне этой памяти нет христианства, и потому так важно, чтобы она была чёткой, ясной и каждый раз углублялась и прояснялась в опыте всякого христианина. Более того, можно сказать, что чем больше ты живёшь этой памятью, входишь в её смысл, принимаешь его в свою жизнь, там более ты христианин.
Поэтому так парадоксально, что в истории церкви именно этот центральный момент оказался столь сильно умален и искажен в своей сердцевине. Главную память Церкви, во-первых, как перестали как следует передавать, так и перестали считать ее усвоение главным условием членства в христианском народе: исчезла полноценная, длительная катехизация и распространилось массовое крещение детей и младенцев. Во-вторых, ее буквально "заблокировали" для людей: во время Евхаристии просто перестали произносить вслух анафору, где эта память, это воспоминание и содержится прежде всего.
И первое, и второе - настоящая духовная катастрофа, которая продолжается и по сей день. Если бы она была решена, можно было бы говорить и о другом важнейшем аспекте евхаристического воспоминания: о его свободном, творческом, харизматическом характере, невместимости ни в какие заранее готовые тексты и формулы, что было так важно для древней Церкви, что даже зафиксированных в письменном тексте вариантов анафор было более 100 (сейчас повсеместно используются, только 2), "пророкам же предоставляйте благодарить сколько они хотят" (Дидахе). Но до этого нам пока, кажется, очень далеко. Вне центральной памяти христианства вера многих остаётся лишь размышлением о собственных грехах и добродетелях, смутной надеждой на "божественное нечто" и его помощь, национальной традицией, удовлетворением извечной потребности в обрядах и ритуалах, неменяющимся прибежищем, связанным с предками, и так далее.
Почему же так получилось? Чтобы немного приблизиться к пониманию, необходимо снова вернуться к иудейскому воспоминанию. Принципиально важно, что еврейский народ, как ни странно, созидался в своей основе именно на домашних пасхальных седерах, а не вокруг Иерусалимского Храма с его богослужениями и жертвоприношениями. Более того, опыт показал, что Храма может вообще не быть, а народ продолжит осознавать себя как народ. Что было в основе пасхального седера, кто его проводил? Поскольку вся религиозная вера Израиля строилась вокруг именно этнического народа, то первичная ячейка этого народа - семья. Именно отец, старший в семье проводил это пасхальное богослужение, но участвовали в нём все. Соответственно, если христианство строится вокруг Народа по верности и по призванию, то его первичная ячейка - община, церковь как собрание, и именно в её рамках должно осуществляться воспоминание, то есть Евхаристия, под председательством старшего.
Однако церковная жизнь обернула всё таким образом, что уместно снова провести аналогию с израильским народом. Это как если бы все домашние пасхальные седеры были запрещены, и было учреждено новое богослужение при Иерусалимском храме - "храмовый пасхальный седер", который бы проводили священники и первосвященник, не читая главных, центральных молитв, а народ бы в массе собирался и наблюдал за этим, и из ложки бы все получали по кусочку закланного ягнёнка. Ситуация фантасмагорическая, и понятно, к каким катастрофическим последствиям это привело бы иудеев.
Почему же так получилось у христиан? Во-первых, объективная практическая предпосылка: если масштабы семьи имеют физическое и чёткое ограничение, то соответствующие границы в церковной общине - неочевидный и спорный вопрос.
Во-вторых, более субъективная предпосылка: христианам в какой-то момент стало трудно без храма как общественного центра. Изначально, конечно, пришла идея устраивать что-то вроде синагоги, которая со временем все больше стала уклоняться в сторону храма.
И здесь третья предпосылка: возникающие с геометрической прогрессией искажения христианской веры и жизни приводили к крайним мерам: ограничению "домашних общин" и переноса их в единый церковный центр, храм. А где храм, там и особое выделенное священство в противовес разрозненному народу, а главное, и это четвёртая предпосылка - жертвоприношение, без которого христиане не смогли жить.
Жертвоприношения всегда было неизменным атрибутом всех верований и религий на земле. Они были средством общения с Божеством, существуя преимущественно по принципу взаимообмена ("ты - мне, я - тебе"). Но Христос отменил жертвоприношения: "просите, и дано будет вам", и достаточно, необходимо только быть верным и во всём послушным Богу и веровать во Христа. По существу, Христос довёл до предела идею жертвоприношения: человек должен отдать самого себя в жертву Богу, посвятить себя Ему, и тогда Бог даст в избытке всё, что нужно: "Аминь, Я говорю вам, нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или мать, или отца, или детей, или земли, ради Меня и ради Благовестия, и не получил бы уже теперь, в этой жизни, во сто крат больше домов, и братьев, и сестер, и матерей, и детей, и земель, хотя и будет гоним; а в будущем веке — жизни вечной" (Мк 10:29-30).
Однако люди не смогли вполне усвоить и принять это откровение - они требовали жертвоприношений. Особенно это стало актуальным в IV веке, когда христианство становилось господствующей религией и стало касаться масс вчерашних язычников. Отцы Церкви благоразумно пошли на уступки, развив учение о жертве в христианстве и внедрив её в евхаристическое воспоминание, при этом не меняя самой сути. С тех пор тема жертвы стала едва ли не основной в литургическом чине. Стали всячески подчёркивать и объяснять, что хотя крестная Жертва Христа - единственная и неповторимая, она продолжается на каждой Евхаристии, и Бог отдаёт Себя в жертву людям, что снимает всякую необходимость в кровавых жертвоприношениях, и от человека теперь требуется только "жертва хвалы", жертва добрыми делами, жертва исправления своей жизни и т.д. Хлеб и вино стали восприниматься как символическое выражение этих "духовных жертв", которые Богом принимаются и потому "преобразуются" в претворение Духом Святым хлеба и вина в животворящие и спасительные Тело и Кровь.
Со временем жертвенная интерпретация Евхаристии, будучи помещенной в контекст храма как культового центра со своим священством, стала вытеснять изначальную и традиционную. Возможно, это стало одной из основных причин, почему евхаристическое воспоминание перестало звучать и быть реальным центром Евхаристии. Акцент сместился на Причащение, которое стало существовать в отрыве от евхаристического воспоминания и восприниматься в контексте "ответа" Бога не жертвенные усилия человека (а позднее и просто на "правильно произнесенные слова с правильным намерением").
Понятно, что если в существенной степени теряется воспоминание, формирующее, конструирующее и направляющее христианский народ, то он сам постепенно исчезает и всё более приспосабливается к "естественной", "природной" религиозности любого человека и этнического народа с соответствующими обрядоверием, магизмом, суевериями, жестокостью. Отсюда понятны все эксцессы "средневекового христианства" и соответствующие последствия в наши дни. И только отдельные люди, святые, пронесли сквозь века, конечно, не без искажений, первичную, подлинную память, главное воспоминание христианского народа о том, почему он возник, к чему направлен и в чём главные смыслы его существования.
Из всего этого какие могут следовать практические выводы, что важно сделать прежде всего, исходя из всего накопившегося опыта?
1) Уходить от "храмого благочестия" в сторону более мелких, "домашних" общин, в рамках которых необходимо повышать интенсивность духовной жизни через усиленное воспоминание о Христе и основах христианской веры.
2) Проводить расширенную, углубленную и длительную катехизацию для взрослых и детей; не крестить во младенчестве, а посвящать в оглашаемые.
3) Всегда и везде читать евхаристический канон вслух, громко и ясно, не во время пения хора, на русском языке (или на любом ином языке, который будет родным, разговорным для большинства присутствующих). Евхаристия должна быть временем не индивидуальных молитв и чувств, а всецелой устремленностью к церковному воспоминанию, которое венчается приобщенностью ко Христу через Причащение. "Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет" (1Кор 11:26), а не "я - Тебе, а Ты - мне".
4) Поставить в центр всех богослужений и таинств чтение св. Писания (также на русском или любом родном для аудитории языке) и проповедь с его истолкованием и объяснением, причём не ограничиваться существующими порядками чтений, а стремиться к прочтению за богослужением как можно большего количества текстов, особенно Нового завета. Именно так, планомерно и настойчиво, возможно осуществлять целостное церковное "воспоминание". Это должно занимать продолжительное время, но нельзя этим жертвовать, пусть даже в ущерб другим частям богослужения (псалмам, канонам и т.п.). "Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности. (2Тим 3:16). "И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах." (Деян 2:42)
Понятно, что пункты 3 и 4 исполнить легче, чем пункты 1 и 2. И это не зря: всякое, даже самое трудное дело нужно начинать с молитвы, которая всегда пронизана воспоминанием и припоминанием самого главного. Понятно также, что придётся чем-то пожертвовать, от чего-то отказаться даже от хорошего в пользу лучшего. Особенно горько будет жертвовать культурными, общественно-политическими, материальными и имущественными интересами. Но именно здесь - настоящая человеческая жертва ради Господа. И разве не ради этого в Литургии столетиями звучало: "всякое ныне житейское отложим попечение..."?