Павел кумарьянос, протоиерей
Изменения в литургическом чине и их экклезиологические последствия.
Церковь как Евхаристия: сложная тождественность.
Церковь как Евхаристия: сложная тождественность.
"Пусть все почитают дьяконов как Иисуса Христа,
точно так же, как они должны почитать епископа,
который является образом Отца, а пресвитеры - Божьим советом"
[Игнатий, епископ Антиохийский, Письмо к траллийцам, 3.]
точно так же, как они должны почитать епископа,
который является образом Отца, а пресвитеры - Божьим советом"
[Игнатий, епископ Антиохийский, Письмо к траллийцам, 3.]
В контексте конференции, посвященной святому Николаю Кавасиле, меня попросили выступить с докладом под общим заголовком «Изменения в литургическом чине и их экклезиологические последствия». Итак, я подумал, что мог бы выступить на тему "Церковь как Евхаристия: сложная тождественность".
Название этого доклада явно отсылает к двум очевидным положениям: первое является фундаментальным экклезиологическим постулатом, в то время как другое является выражением беспокойства и озабоченности. Фундаментальный экклезиологический постулат - это точка зрения, разделяемая многими великими современными богословами из всех церквей, что Церковь существует или, точнее, возникает и получает свою ипостась через таинство святой Евхаристии. Несмотря на определенные различия среди разных христианских традиций (церквей, деноминаций и т.д.), а также, несмотря на разные мнения, выраженные различными богословскими школами или богословами даже в рамках одних и тех же традиций, этот фундаментальный богословский постулат по-прежнему является краеугольным камнем экклезиологии, принимаемый в большинстве церквей и конфессий. Например, большинство православных богословов признают этот постулат, хотя среди них все ещё существуют разные мнения относительно того, полностью ли тождественны понятия Церкви и евхаристического собрания, или одно только как-то соотносится с другим, не будучи тождественным. Кроме того, богословы, которые рассматривают Евхаристию и Церковь как тождественные понятия, будут расходиться во мнениях относительно того, действительно ли каждое евхаристическое собрание представляет собой полноту Церкви здесь и сейчас, или же только Евхаристия, совершаемая епископом, выявляет кафоличность Церкви. Что же касается католической церкви, то, насколько я знаю, некоторые говорят, что вся Церковь - это совокупность всех верующих, так что католическая церковь является именно этой абсолютной совокупностью, в то время как поместная церковь может быть только частью католической церкви; следовательно, любая евхаристическая община, поскольку она "поместная", не может быть всей Церковью, но является её частью. На мой личный взгляд, различия между всеми этими взглядами на самом деле незначительны.
Так или иначе, с точки ли зрения онтологического бытия или только исторически и культурно, Церковь возникает и обретает свою идентичность через святую Евхаристию. Церковь появляется в мировой истории как "богослужебная община" (Деяния, 2), образованная собранием народа Божьего вокруг "трапезы Господней", "преломления хлеба", Евхаристии, где верующие преобразуются в "общение Святого Духа" и в "Тело Христово, а в отдельности - в Его члены"!
Однако, как уже было сказано в начале, название этого доклада также включает в себя второе: довольно личную позицию или оценку. Она заключается в том, что, хотя нет Церкви без Евхаристии, тем не менее и в то же время эта тождественность весьма сложна и чрезвычайно хрупка! Потому что более чем очевидно, что ни Евхаристия не является чем-то, что не может претерпеть изменений и не быть затронутым в ходе литургической эволюции в истории, ни экклезиология никогда не была "высечена в камне". Мы все знаем богатство и разнообразие литургических традиций, разнообразие форм, в которые кристаллизуются обряды не только в разных традициях, но и в рамках эволюционного развития одной и той же традиции. Более того, экклезиология, что значит самоопределение церкви, всегда носила характер задачи, достижения определенного самосознания среди членов церкви, которые хотят глубже осознать, чем является та новая реальность и то состояние жизни, к которому они призваны. Хотя и Евхаристия, и Церковь являются установлениями Божьими, тем не менее они были вверены в руки людей. Как группа и как сообщество людей, церковь, сохраняющая (и слава Богу за это!) свой дар человеческой свободы, имеет возможность в силу своей свободы изменять, пересматривать и переформулировать всё в своей жизни по своему усмотрению: как в своей экклезиологии, так и в чине Евхаристии. И в этом нет ничего плохого. Было много случаев, когда церкви приходилось формулировать учение или выражать богословские взгляды в стремлении истолковать слово Божье самым понятным для своей паствы образом. Поэтому и различные церкви, и различные богословы создавали разные типы экклезиологии, которые часто настолько отличны и несовместимы друг с другом, что в конечном итоге считают друг друга еретическими, хотя это не обязательно так. То же самое относится и к чину богослужения, что, к сожалению, снова приводит к тому, что христианские общины (или конфессии) стали отвергать литургии друг друга как еретические, не исконные и т.д., хотя, несомненно, так было не всегда.
Следовательно, из-за этой возможности изменения, которая иногда может быть весьма произвольной, просто недостаточно утверждать, что исповедуемое экклезиологически само по себе автоматически и точно отражается на служении Евхаристии, и точно так же мы не можем разделить мнение, что независимо от того, как совершается Евхаристия, она все равно созидает правильную экклезиологию.
Таким образом, для церкви жизненно необходимо стремиться должным образом совершать Евхаристию, и тогда надлежащее совершение Евхаристии должно стать источником, из которого церковь могла бы черпать свои экклезиологические принципы. И наоборот: для церкви жизненно важно всегда формировать здоровую экклезиологию, чтобы она также могла должным образом совершать Евхаристию!
Следовательно, изучение источников имеет первостепенное значение, чтобы мы могли определить, правильно ли мы сегодня совершаем Евхаристию, действительно ли, совершая Евхаристию по-своему, украшая её драгоценностями своей культуры, мы придерживаемся того, что получили ("Ибо Я передал вам то, что получил" — 1 Кор 15), и придерживаемся ли мы последовательной библейской и действительно православной святоотеческой экклезиологии, следуя святоотеческой традиции веры в то, "чему верили повсюду, всегда, все" [= "quod sempre, ubique ed ab omnibus creditum est" — Викентий Леринский].
Название этого доклада явно отсылает к двум очевидным положениям: первое является фундаментальным экклезиологическим постулатом, в то время как другое является выражением беспокойства и озабоченности. Фундаментальный экклезиологический постулат - это точка зрения, разделяемая многими великими современными богословами из всех церквей, что Церковь существует или, точнее, возникает и получает свою ипостась через таинство святой Евхаристии. Несмотря на определенные различия среди разных христианских традиций (церквей, деноминаций и т.д.), а также, несмотря на разные мнения, выраженные различными богословскими школами или богословами даже в рамках одних и тех же традиций, этот фундаментальный богословский постулат по-прежнему является краеугольным камнем экклезиологии, принимаемый в большинстве церквей и конфессий. Например, большинство православных богословов признают этот постулат, хотя среди них все ещё существуют разные мнения относительно того, полностью ли тождественны понятия Церкви и евхаристического собрания, или одно только как-то соотносится с другим, не будучи тождественным. Кроме того, богословы, которые рассматривают Евхаристию и Церковь как тождественные понятия, будут расходиться во мнениях относительно того, действительно ли каждое евхаристическое собрание представляет собой полноту Церкви здесь и сейчас, или же только Евхаристия, совершаемая епископом, выявляет кафоличность Церкви. Что же касается католической церкви, то, насколько я знаю, некоторые говорят, что вся Церковь - это совокупность всех верующих, так что католическая церковь является именно этой абсолютной совокупностью, в то время как поместная церковь может быть только частью католической церкви; следовательно, любая евхаристическая община, поскольку она "поместная", не может быть всей Церковью, но является её частью. На мой личный взгляд, различия между всеми этими взглядами на самом деле незначительны.
Так или иначе, с точки ли зрения онтологического бытия или только исторически и культурно, Церковь возникает и обретает свою идентичность через святую Евхаристию. Церковь появляется в мировой истории как "богослужебная община" (Деяния, 2), образованная собранием народа Божьего вокруг "трапезы Господней", "преломления хлеба", Евхаристии, где верующие преобразуются в "общение Святого Духа" и в "Тело Христово, а в отдельности - в Его члены"!
Однако, как уже было сказано в начале, название этого доклада также включает в себя второе: довольно личную позицию или оценку. Она заключается в том, что, хотя нет Церкви без Евхаристии, тем не менее и в то же время эта тождественность весьма сложна и чрезвычайно хрупка! Потому что более чем очевидно, что ни Евхаристия не является чем-то, что не может претерпеть изменений и не быть затронутым в ходе литургической эволюции в истории, ни экклезиология никогда не была "высечена в камне". Мы все знаем богатство и разнообразие литургических традиций, разнообразие форм, в которые кристаллизуются обряды не только в разных традициях, но и в рамках эволюционного развития одной и той же традиции. Более того, экклезиология, что значит самоопределение церкви, всегда носила характер задачи, достижения определенного самосознания среди членов церкви, которые хотят глубже осознать, чем является та новая реальность и то состояние жизни, к которому они призваны. Хотя и Евхаристия, и Церковь являются установлениями Божьими, тем не менее они были вверены в руки людей. Как группа и как сообщество людей, церковь, сохраняющая (и слава Богу за это!) свой дар человеческой свободы, имеет возможность в силу своей свободы изменять, пересматривать и переформулировать всё в своей жизни по своему усмотрению: как в своей экклезиологии, так и в чине Евхаристии. И в этом нет ничего плохого. Было много случаев, когда церкви приходилось формулировать учение или выражать богословские взгляды в стремлении истолковать слово Божье самым понятным для своей паствы образом. Поэтому и различные церкви, и различные богословы создавали разные типы экклезиологии, которые часто настолько отличны и несовместимы друг с другом, что в конечном итоге считают друг друга еретическими, хотя это не обязательно так. То же самое относится и к чину богослужения, что, к сожалению, снова приводит к тому, что христианские общины (или конфессии) стали отвергать литургии друг друга как еретические, не исконные и т.д., хотя, несомненно, так было не всегда.
Следовательно, из-за этой возможности изменения, которая иногда может быть весьма произвольной, просто недостаточно утверждать, что исповедуемое экклезиологически само по себе автоматически и точно отражается на служении Евхаристии, и точно так же мы не можем разделить мнение, что независимо от того, как совершается Евхаристия, она все равно созидает правильную экклезиологию.
Таким образом, для церкви жизненно необходимо стремиться должным образом совершать Евхаристию, и тогда надлежащее совершение Евхаристии должно стать источником, из которого церковь могла бы черпать свои экклезиологические принципы. И наоборот: для церкви жизненно важно всегда формировать здоровую экклезиологию, чтобы она также могла должным образом совершать Евхаристию!
Следовательно, изучение источников имеет первостепенное значение, чтобы мы могли определить, правильно ли мы сегодня совершаем Евхаристию, действительно ли, совершая Евхаристию по-своему, украшая её драгоценностями своей культуры, мы придерживаемся того, что получили ("Ибо Я передал вам то, что получил" — 1 Кор 15), и придерживаемся ли мы последовательной библейской и действительно православной святоотеческой экклезиологии, следуя святоотеческой традиции веры в то, "чему верили повсюду, всегда, все" [= "quod sempre, ubique ed ab omnibus creditum est" — Викентий Леринский].
Современные проблемы православной экклезиологии
Таинство святой Евхаристии стало в центр интереса современного православного богословия. То, что оставалось за рамками обсуждения, но недавно возродилось — это главным образом "горизонтальное" измерение Евхаристии, означающее Евхаристию как собрание народа Божьего и путь спасения, когда каждый верующий становится членом "социального" тела церкви. Этот акцент был реакцией на индивидуалистическое представление о таинстве, которое преобладало до недавнего времени и которое рассматривало "другого" или "других" как не имеющих фундаментальной или даже вообще какой-либо ценности в Евхаристии — они просто присутствовали, параллельно "используя" благодать таинства как объект, связанный более с обрядом самим по себе, чем с вовлеченными людьми! Итак, в отличие от одностороннего вертикального измерения Евхаристии, новый акцент указывал на Евхаристию как на собрание в первую очередь, как на сеть отношений между людьми, общение свободной воли и любви, гармоничный союз верующих между собой и с Богом.
Более того, говоря с экклезиологической точки зрения и касаясь вышеупомянутых концепций, несколько православных богословов недавно развили эти представления и восприняли идею о том, что Церковь и Евхаристия полностью тождественны: когда бы и где бы ни совершалась святая Евхаристия как прообраз Царства Божьего, там и есть вся Церковь. Эта позиция основана на той истине, что Церковь и Евхаристия - это реальности, которые невозможно разделить; они всегда являются чем-то целостным, и невозможно разделить ни то, ни другое на части. Это так, потому что и Евхаристия, и Церковь - это Сам Христос, Который Весь Один и Тот же во всех случаях! В этом контексте каждая святая Евхаристия рассматривается как отражение одного и того же солнца, которое отражается на многих поверхностях во всей своей полноте - одного и того же Солнца, Христа, Царства Божьего.
Затем последовало дальнейшее развитие этой точки зрения: всё это верно только для тех случаев, когда Евхаристия совершается епископом. Другими словами, только архиерейская литургия является отображением всей Церкви, кафолической Церкви в определенном месте и в определенное время. Таким образом, пресвитерская божественная литургия рассматривалась как часть и расширение архиерейской Евхаристии. Что еще хуже, это представление стали подтверждать следующим образом: когда епископ совершает Евхаристию, он делает это как образ Христа, в то время как пресвитер совершает Евхаристию на месте епископа и как его образ... Этот экклезиологический принцип недавно вызвал споры, поскольку он противоречит первоначальному постулату о том, что Евхаристия всегда целостна. Если пресвитерская Евхаристия является "частью" или "сегментом" архиерейского евхаристического собрания, то действительно ли Христос разделился на части?
Кроме того, относительно роли пресвитера в совершении Евхаристии: в чем смысл веры, что пресвитер совершает Евхаристию от имени епископа? Евхаристическая жертва приносится епископом или Христом "раз и навсегда" и бесконечно приносится на протяжении веков через совершение Евхаристии, как о том ясно говорит святой Николай Кавасила? Кто является "Приносящим и приносимым, принимающим и раздаваемым" в каждой Евхаристии?
Таким образом, все эти богословские выводы и формулировки действительно были претенциозными. Тем не менее, они подняли ряд вопросов:
Очевидно ли в современном совершении Евхаристии то, что это собрание общины личностей и сообщество людей, основанное в первую очередь на свободной воле и любви, когда верующие собираются вместе не как параллельные и не связанные друг с другом "пользователи" благодати, а как вечные личностные существа, которые встречаются в Евхаристии, потому что они хотят быть в союзе и стремятся быть вместе в свободе, любя друг друга, чтобы, живя в таком общении любви, встретить Бога и радоваться Его Славе и общаться с Его Любовью, и поэтому Евхаристия совершается как истинное общение Бога и человека? Это наш первый основополагающий вопрос, связанный с общим сдвигом интереса к Евхаристии и с последующим становлением ее значения в современном православном богословии. Если только в архиерейской литургии совершается таинство кафолической Церкви, то какова же природа пресвитерской Евхаристии?
Действительно ли когда-то было исторической реальностью уникальное в своём роде совершение Евхаристии епископом епархии (или диоцеза) с участием всех верующих епархии, или это просто идеализированная утопия, романтическая идея экклезиологической централизации?
Может ли быть так, что нынешняя православная экклезиология страдает диким анахронизмом? Может быть, мы сохранили некоторые древние термины, но изменили их содержание? Разве мы намеренно не пренебрегаем этим искажением значений и пытаемся применять то, что связано с этими терминами, как будто ничего не изменилось? Вполне возможно, что в регионе Малой Азии во II веке у каждого города и каждой деревни был свой епископ, которого мы бы сегодня назвали "викарием прихода". Но это было только в Малой Азии и только во II веке. Разумно ли тогда строить богословие на "епископо-центрической" Евхаристии, основываясь на этом очень специфическом историческом свидетельстве из Малой Азии?
Кто такой пресвитер? Если он совершает Евхаристию только по повелению епископа, то кто он такой, когда ему не дано такого повеления? Является ли он кем-то вроде странствующего актера или хамелеона, который на самом деле действует как пресвитер лишь тогда, когда ему приказывают так действовать, но когда ему не приказывают, то никто и не знает, кто он такой? Если это так, то почему тогда пресвитеры были первым пастырским служением в древней церкви? Кроме того, почему появление пресвитеров становилось фактически определяющим моментом, когда простая группа верующих в древней церкви становилась поместной церковью?
Эти вопросы не имеют само собой разумеющихся ответов; это не риторические вопросы, которые приведут нас к заранее определенным выводам. Исследователь является и должен быть свидетелем исторических источников. Ему делегированы полномочия: он обязан вывести на поверхность и довести до сведения людей то, о чём свидетельствуют источники, а не то, что он хотел бы навязать им. Исходя из этого мы утверждаем, что такие вопросы возникают из самих источников, и поэтому ответы также следует искать в них.
Таинство святой Евхаристии стало в центр интереса современного православного богословия. То, что оставалось за рамками обсуждения, но недавно возродилось — это главным образом "горизонтальное" измерение Евхаристии, означающее Евхаристию как собрание народа Божьего и путь спасения, когда каждый верующий становится членом "социального" тела церкви. Этот акцент был реакцией на индивидуалистическое представление о таинстве, которое преобладало до недавнего времени и которое рассматривало "другого" или "других" как не имеющих фундаментальной или даже вообще какой-либо ценности в Евхаристии — они просто присутствовали, параллельно "используя" благодать таинства как объект, связанный более с обрядом самим по себе, чем с вовлеченными людьми! Итак, в отличие от одностороннего вертикального измерения Евхаристии, новый акцент указывал на Евхаристию как на собрание в первую очередь, как на сеть отношений между людьми, общение свободной воли и любви, гармоничный союз верующих между собой и с Богом.
Более того, говоря с экклезиологической точки зрения и касаясь вышеупомянутых концепций, несколько православных богословов недавно развили эти представления и восприняли идею о том, что Церковь и Евхаристия полностью тождественны: когда бы и где бы ни совершалась святая Евхаристия как прообраз Царства Божьего, там и есть вся Церковь. Эта позиция основана на той истине, что Церковь и Евхаристия - это реальности, которые невозможно разделить; они всегда являются чем-то целостным, и невозможно разделить ни то, ни другое на части. Это так, потому что и Евхаристия, и Церковь - это Сам Христос, Который Весь Один и Тот же во всех случаях! В этом контексте каждая святая Евхаристия рассматривается как отражение одного и того же солнца, которое отражается на многих поверхностях во всей своей полноте - одного и того же Солнца, Христа, Царства Божьего.
Затем последовало дальнейшее развитие этой точки зрения: всё это верно только для тех случаев, когда Евхаристия совершается епископом. Другими словами, только архиерейская литургия является отображением всей Церкви, кафолической Церкви в определенном месте и в определенное время. Таким образом, пресвитерская божественная литургия рассматривалась как часть и расширение архиерейской Евхаристии. Что еще хуже, это представление стали подтверждать следующим образом: когда епископ совершает Евхаристию, он делает это как образ Христа, в то время как пресвитер совершает Евхаристию на месте епископа и как его образ... Этот экклезиологический принцип недавно вызвал споры, поскольку он противоречит первоначальному постулату о том, что Евхаристия всегда целостна. Если пресвитерская Евхаристия является "частью" или "сегментом" архиерейского евхаристического собрания, то действительно ли Христос разделился на части?
Кроме того, относительно роли пресвитера в совершении Евхаристии: в чем смысл веры, что пресвитер совершает Евхаристию от имени епископа? Евхаристическая жертва приносится епископом или Христом "раз и навсегда" и бесконечно приносится на протяжении веков через совершение Евхаристии, как о том ясно говорит святой Николай Кавасила? Кто является "Приносящим и приносимым, принимающим и раздаваемым" в каждой Евхаристии?
Таким образом, все эти богословские выводы и формулировки действительно были претенциозными. Тем не менее, они подняли ряд вопросов:
Очевидно ли в современном совершении Евхаристии то, что это собрание общины личностей и сообщество людей, основанное в первую очередь на свободной воле и любви, когда верующие собираются вместе не как параллельные и не связанные друг с другом "пользователи" благодати, а как вечные личностные существа, которые встречаются в Евхаристии, потому что они хотят быть в союзе и стремятся быть вместе в свободе, любя друг друга, чтобы, живя в таком общении любви, встретить Бога и радоваться Его Славе и общаться с Его Любовью, и поэтому Евхаристия совершается как истинное общение Бога и человека? Это наш первый основополагающий вопрос, связанный с общим сдвигом интереса к Евхаристии и с последующим становлением ее значения в современном православном богословии. Если только в архиерейской литургии совершается таинство кафолической Церкви, то какова же природа пресвитерской Евхаристии?
Действительно ли когда-то было исторической реальностью уникальное в своём роде совершение Евхаристии епископом епархии (или диоцеза) с участием всех верующих епархии, или это просто идеализированная утопия, романтическая идея экклезиологической централизации?
Может ли быть так, что нынешняя православная экклезиология страдает диким анахронизмом? Может быть, мы сохранили некоторые древние термины, но изменили их содержание? Разве мы намеренно не пренебрегаем этим искажением значений и пытаемся применять то, что связано с этими терминами, как будто ничего не изменилось? Вполне возможно, что в регионе Малой Азии во II веке у каждого города и каждой деревни был свой епископ, которого мы бы сегодня назвали "викарием прихода". Но это было только в Малой Азии и только во II веке. Разумно ли тогда строить богословие на "епископо-центрической" Евхаристии, основываясь на этом очень специфическом историческом свидетельстве из Малой Азии?
Кто такой пресвитер? Если он совершает Евхаристию только по повелению епископа, то кто он такой, когда ему не дано такого повеления? Является ли он кем-то вроде странствующего актера или хамелеона, который на самом деле действует как пресвитер лишь тогда, когда ему приказывают так действовать, но когда ему не приказывают, то никто и не знает, кто он такой? Если это так, то почему тогда пресвитеры были первым пастырским служением в древней церкви? Кроме того, почему появление пресвитеров становилось фактически определяющим моментом, когда простая группа верующих в древней церкви становилась поместной церковью?
Эти вопросы не имеют само собой разумеющихся ответов; это не риторические вопросы, которые приведут нас к заранее определенным выводам. Исследователь является и должен быть свидетелем исторических источников. Ему делегированы полномочия: он обязан вывести на поверхность и довести до сведения людей то, о чём свидетельствуют источники, а не то, что он хотел бы навязать им. Исходя из этого мы утверждаем, что такие вопросы возникают из самих источников, и поэтому ответы также следует искать в них.
Византийские литургии
Изучение источников ставит исследователя лицом к лицу со свидетельствами, которые позволяют ему обнаружить, что здесь происходит что-то другое, что есть что-то неправильное в нашем убежденности в том, что мы вообще придерживаемся той же традиции, что и источники. И в то же время источники дают некоторые прямые ответы или намеки на ответы на поставленные ранее вопросы.
Чтобы получить полный ответ на вышеуказанные вопросы, исследование должно охватывать все периоды, что в рамках настоящего доклада невозможно осуществить. Итак, в рамках этой конференции я бы предложил нам изучить то, как совершалась Евхаристия в византийской церкви, сравнивая это с нашим собственным опытом из современной практики.
Источником, который впечатляющим образом свидетельствует о служении византийской литургии, является порядок патриаршей литургии, найденный в кодексе Британского музея Add. 34060 и опубликованный Робертом Тафтом в его статье "Епископская литургия Великой Церкви в соответствии с диатаксисом XII века в Кодексе Британского музея Add. 34060", I: OCP 45 (1979) 279-307, II: OCP 46 (1980) 89-124. По соображениям краткости в рамках этого доклада будут освещены только некоторые основные моменты, которые характеризуют эволюцию и характер этой службы. Несколько пунктов текста опущены, поскольку они не связаны непосредственно с нашим рассуждением здесь и являются вполне типичными частями чина, как, например: "(Епископ) остается стоять, сложив руки вместе...". Однако иногда такие детали важны, потому что они выражают определенный этос, и мы рассмотрим некоторые из них. В любом случае, если кто-то захочет изучить весь текст целиком, его можно найти в статье Тафта.
Изучение источников ставит исследователя лицом к лицу со свидетельствами, которые позволяют ему обнаружить, что здесь происходит что-то другое, что есть что-то неправильное в нашем убежденности в том, что мы вообще придерживаемся той же традиции, что и источники. И в то же время источники дают некоторые прямые ответы или намеки на ответы на поставленные ранее вопросы.
Чтобы получить полный ответ на вышеуказанные вопросы, исследование должно охватывать все периоды, что в рамках настоящего доклада невозможно осуществить. Итак, в рамках этой конференции я бы предложил нам изучить то, как совершалась Евхаристия в византийской церкви, сравнивая это с нашим собственным опытом из современной практики.
Источником, который впечатляющим образом свидетельствует о служении византийской литургии, является порядок патриаршей литургии, найденный в кодексе Британского музея Add. 34060 и опубликованный Робертом Тафтом в его статье "Епископская литургия Великой Церкви в соответствии с диатаксисом XII века в Кодексе Британского музея Add. 34060", I: OCP 45 (1979) 279-307, II: OCP 46 (1980) 89-124. По соображениям краткости в рамках этого доклада будут освещены только некоторые основные моменты, которые характеризуют эволюцию и характер этой службы. Несколько пунктов текста опущены, поскольку они не связаны непосредственно с нашим рассуждением здесь и являются вполне типичными частями чина, как, например: "(Епископ) остается стоять, сложив руки вместе...". Однако иногда такие детали важны, потому что они выражают определенный этос, и мы рассмотрим некоторые из них. В любом случае, если кто-то захочет изучить весь текст целиком, его можно найти в статье Тафта.
Архиерейская Божественная литургия в кодексе Британского музея Add. 34060
Чин совершения литургии по обряду Великой церкви
Вот как начинается текст: "Когда архидиакон получил разрешение, начинается энарксис и поются антифоны".
Прежде чем я продолжу, я должен объяснить: в источниках X века епископ не входил в неф до Входа. Во время антифонов он сидел в притворе. Перед этим он должен был произнести молитву протесиса в скевофилакии или ризнице, поскольку это было отдельное здание недалеко от северо-восточного угла собора святой Софии. Византийская литургия когда-то начиналась со Входа. Когда перед Входом был добавлен чин трех антифонов, он совершался одним пресвитером с диаконом, по крайней мере до XVII века, в то время как другие служители, включая епископа, либо находились в скевофилакии, облачаясь в свои литургические одеяния и готовя дары и сосуды для службы, либо ожидали в притворе.
"И когда настаёт время для входа, епископ располагается перед царскими вратами (то есть центральными дверями, которые ведут из притвора в неф церкви) и трижды кланяется на восток.
Затем, после того, как архидиакон, несущий святое Евангелие, скажет: "Господу помолимся", а стоящие рядом скажут: "Кирие элейсон", епископ слегка кланяется и молится этой молитвой: "О Владыка, Господь и Бог наш..."
Затем он целует Евангелие, не кланяясь, и, поддерживаемый двумя архонтами, входит и идёт к святым вратам (= вратам алтаря).
И, поклонившись им и поцеловав святую икону на косяке слева, он входит в алтарь.
И, поклонившись один раз святому престолу, он целует ткань престола, которую ему протягивает кастренсис (= сановник, низшее духовенство, помогавшее патриарху), и встает перед святым престолом.
И когда архидиакон получает благословение, псалмопевцы поют славословие (= "Слава Отцу..." 3-го антифона перед заключительным тропарем) и завершают службу (из трех антифонов) согласно чину."
Следует молитва Трисвятого и указания, то есть рубрики для пения Трисвятого.
И я цитирую: "После того, как псалмопевцы споют славословие (Трисвятого), кастренсис идет и даёт свечи (дикирий и трикирий) епископу.
И он, держа их, трижды кланяется, ГОВОРЯ ПРО СЕБЯ: "Господь Бог сил, обернись, посмотри с небес и взгляни на эту лозу, на виноградник, который насадил Ты Своею рукой". И при втором поклоне снова то же самое. При третьем поклоне он говорит: "Святая Троица, обернись, посмотри с небес и взгляни на эту лозу, на виноградник, который насадил Ты Своею рукой". И после третьего поклона он благословляет один раз из центра святого алтаря, возвращает свечи и, сложив руки, стоит там.
Затем подходит один из архонтов с левой стороны, дает ему кадило и, поклонившись, уходит.
И пока епископ держит его, немедленно подходит второй диакон или архидиакон и, поклонившись и поцеловав его руку, берёт его. (Он приносит благовония, не раскачивая кадило, он просто держит его перед святым престолом! Первоначально это было каждение одного только алтаря! В других источниках именно диакон кадит алтарь; после того, как епископ благословил его трикирием или дикирием! У народа было принято зажигать свечу и воскурять благовония (кадить), входя в церковь для молитвы.)
И когда псалмопевцы поют последнее Трисвятое, {архидиакон} с поклоном приглашает епископа к горнему месту.
Епископ кланяется и поднимается на платформу (на которой стоял престол), и после целования [престола] он пересекает платформу.
И ближе к завершению [Трисвятого] он спускается с него, подходит к стоящим там архидиакону и кастренсису и, поддерживаемый ими, восходит [к горнему месту], а диакон ему предшествует.
Когда он подходит к синтрону, после того, как архидиакон говорит: "Благослови, владыка, этот престол", епископ говорит: "Благословен Ты, сидящий на престоле славы Царства Твоего, всегда, ныне и присно и во веки веков".
Затем он поднимается на синтрон и, поклонившись и поцеловав (скорее всего, икону на престоле?), поворачивается к народу.
И пока народ снова поёт Трисвятое, он трижды благословляет их.
Когда архидиакон говорит: "Будем внимательны", епископ говорит: "Мир всем", а затем садится.
Поется прокимен и читается Апостол.
Затем диакон просит благословения на предстоящее чтение Евангелия. И [епископ], благословляя его один раз, говорит в присутствии архидиакона: "Пусть Господь, Царь Сил, дарует тебе речь для возвещения Евангелия с великой силой, благодатью Своего возлюбленного <Сына>, всегда, ныне и присно, и во веки веков".
После выноса Евангелия один из сидящих епископов, поднявшись, подходит к первому епископу и, кланяясь, целует его в колено, а затем, снова кланяясь, говорит: "Благослови, владыка".
И [первый епископ] благословляет его произнести приветствие мира после Апостола.
Поется Аллилуйя, и епископ благословляет диакона (с кадилом), который стоит лицом к престолу, и (епископ), показывая на кадило, говорит: "Фимиам тебе приносим..."
В то время как поется последняя аллилуйя, кастренсис снимает епископский омофор.
И епископ встает, поворачивается на восток и склоняет голову перед престолом (горним местом), и пока произносится Евангелие, он стоит, опустив свою фелонь, лицом на восток.
И когда народ произносит "Слава тебе, Господи...", он тоже произносит это про себя, поднимая руки внутри фелони.
И вот, обратившись к читавшему Евангелие после завершения чтения, он говорит ему тихим голосом: "Мир тебе".
И затем он спускается [с горнего места].
После этого зачитывается официальное объявление о возведении в священный сан, а затем, когда архидиакон получает благословение, все прошения и ектенья произносятся диаконом.
И когда люди восклицают "Кирие элейсон", тогда [епископ], слегка подняв руки в молитве, произносит три раза "Кирие элейсон".
Следуют молитвы: "Господи Боже наш..."; "Мы благодарим тебя..."; "Снова и снова тебе..."; возглас: "Дабы под..."
И после того, как люди скажут "Аминь", псалмопевцы начинают Херувимскую. И епископ, сразу же выходя вперед и творя внутри себя молитву во время пения Херувимской, (произносит) про себя молитву: "Никто не достоин..."
{Позвольте нам отметить здесь, что перед Великим входом не совершается каждения, тем более епископ не совершает каждения в торжественной манере.}
И после этого, когда Дары принесены, кастренсис приглашает епископа поклоном, и, кланяясь, удаляется и встает рядом со столпом кивория над святым престолом (другими словами, он отступает в сторону, чтобы освободить место для входа Св. Даров). И входит диакон с Дарами, кадя епископа и кланяясь. Пока архидиакон кадит святой престол, вносятся дары, и епископ, склонившись, молится про себя: "Благословен Грядущий во имя Господа, Бог - Господь, и воссиял Он нам", "О Царь Небесный..."; "Премудрости наставник..."
И когда Дары внесены и покрыты, кастренсис разоблачает руки епископа. И тот, [стоя] справа, поворачивается и отходит в левую сторону, чтобы омыть руки.
И он омывает руки, говоря: "Омою руки мои среди невинных..." (Псалмы 25(26): 6-8, 92(93): 5)
И после того, как он вытрет руки и опустит фелонь, он становится у святых дверей, и другие священники присоединяются к нему справа и слева, и, опустившись на КОЛЕНИ, он молится.
И при третьем КОЛЕНОПРЕКЛОНЕНИИ он немного склоняет голову, и священники молятся о нём следующим образом:
"Пусть Святой Дух сойдет на тебя, и сила Всевышнего осенит тебя. Помяни нас, владыка,"
Епископ говорит БЕЗ БЛАГОСЛОВЕНИЯ: "Да помянет нас Господь во Царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веков".
И, поклонившись [и] отпустив архидиакона, диакон произносит прошения, священник произносит молитву: "Господи Боже, Вседержитель..."
Епископ громко возглашает : "Мир всем". "Возлюбим друг друга".
И когда это сказано, епископ кланяется святому престолу и, поднявшись на платформу, целует престол.
Затем, спустившись и опустив свою фелонь, он встает с правой стороны святого престола и стоит там.
И священники подходят, целуют сначала святой престол, затем руку епископа и правую щеку, и друг друга по очереди.
И когда целование закончено, [епископ] снова поворачивается на восток, и когда диакон говорит: "Двери, двери..." архидиакон говорит: "Премудрость! Будем внимательны".
И после этого духовенство поёт вместе с мирянами "Верую..."
АНАФОРА?
Священник молится: "Тебе вверяем..."
И он громко возглашает: "И удостой..."
И епископ слегка поднимает руки в молитве, держа в левой руке развернутый свиток, говоря про себя: "Отче наш..."
"Святыня - святым".
Народ: "Один свят..."
Затем он разламывает (освященный) хлеб надвое, и [хлеб] в правой руке он кладет на дискос; хлеб в левой он разделяет посередине. Снова он кладет на дискос [хлеб] в правой руке. С [хлеба] в левой руке он срезает одну печать. И когда архидиакон говорит: "Восполни, владыка, святой потир", той же печатью [епископ] благословляет потир, говоря: "Полнота Святого Духа", и опускает в него печать. И он берет другой хлеб, отрезанный от того же куска, и, сняв с него печать, наполняет другой потир. И он разделяет оставшийся хлеб на кусочки.
И после того, как он разделил достаточно, вытер и встряхнул руки, чтобы на них не осталась жемчужина, он спускается с платформы и трижды кланяется на восток, говоря про себя: "Трапезы таинственной Твоей..."
Вместе с ним кланяется священник, который должен причастить его, и оба поднимаются на платформу и целуют святой престол.
И сначала епископ, протянув руки, принимает хлеб из рук священника.
Затем, держа хлеб двумя последними пальцами, тремя другими он берет другую частицу и отдает ее тому, кто причащал его, который, получив её, целует его руку и щеку.
И оба сходят с платформы и, кланяясь, вкушают Божественный хлеб. Затем они протирают руки над дискосом. И архидиакон подает чашу священнику, а епископ, поворачиваясь к нему и кланяясь, причащается от священника.
Затем он поворачивается на восток, вытирает губы краем илитона и совершает три благодарственных поклона.
И, поцеловав святой престол, епископ поворачивается к священнику, который причащал его, берет у него чашу и причащает его.
Священник после причащения кланяется епископу, целует его правую руку и берет чашу.
И таким образом епископ поднимается на платформу и причащает тех, кто находится в алтаре.
И после того, как он [причастил] всех [в алтаре], он отправляется к первому антиминсу (столу причастия),
и когда диакон, неся дискос, скажет: "Благослови, владыка", епископ говорит: "Благословлю Господа во всякое время..."
И весь псалом исполняется помощниками, пока народ причащается.
И если ещё остались причастники, диакон снова говорит: "Благослови, владыка", а епископ говорит: "Благословлю Господа..."
И это повторяется два, три и несколько раз, до тех пор, пока есть причастники.
После того, как люди причастились и псалом был завершен, и епископ отходит на левую сторону и садится.
И иподиакон подходит и говорит: "Благослови, владыка", и епископ омывает (свои губы? его руки?), говоря про себя: "Владыка, ныне отпускаешь слугу твоего..." (это сегодня читается в молитвах по святом причащении!)
Архидиакон подходит к нему с просьбой о молитве каждения.
Затем архидиакон кадит вокруг святого престола.
Дары уносят (в скевофилакий диаконы), и после того, как они уходят, а епископ стоит перед святым престолом, архидиакон получает благословение и произносит прошения (= Завершим ...).
И епископ произносит молитву: "Благодарим Тебя, Владыка..."
Диакон: "Пойдём в мире".
И пока священник, который должен произнести заамвонную молитву, подходит на место перед святыми вратами, епископ благословляет его, говоря: "Благословен Бог наш..."
Затем кастренсис надевает на него омофор, и он поворачивается на восток и трижды кланяется в знак благодарения.
И он поднимается на платформу и целует [престол], и затем спускается.
И он поворачивается к своим сослужителям и, простившись с ними, выходит, поддерживаемый архонтами, и отправляется в метаторий (= патриаршие покои в южной галерее Великой Церкви) через двери справа от святых врат.
Чин совершения литургии по обряду Великой церкви
Вот как начинается текст: "Когда архидиакон получил разрешение, начинается энарксис и поются антифоны".
Прежде чем я продолжу, я должен объяснить: в источниках X века епископ не входил в неф до Входа. Во время антифонов он сидел в притворе. Перед этим он должен был произнести молитву протесиса в скевофилакии или ризнице, поскольку это было отдельное здание недалеко от северо-восточного угла собора святой Софии. Византийская литургия когда-то начиналась со Входа. Когда перед Входом был добавлен чин трех антифонов, он совершался одним пресвитером с диаконом, по крайней мере до XVII века, в то время как другие служители, включая епископа, либо находились в скевофилакии, облачаясь в свои литургические одеяния и готовя дары и сосуды для службы, либо ожидали в притворе.
"И когда настаёт время для входа, епископ располагается перед царскими вратами (то есть центральными дверями, которые ведут из притвора в неф церкви) и трижды кланяется на восток.
Затем, после того, как архидиакон, несущий святое Евангелие, скажет: "Господу помолимся", а стоящие рядом скажут: "Кирие элейсон", епископ слегка кланяется и молится этой молитвой: "О Владыка, Господь и Бог наш..."
Затем он целует Евангелие, не кланяясь, и, поддерживаемый двумя архонтами, входит и идёт к святым вратам (= вратам алтаря).
И, поклонившись им и поцеловав святую икону на косяке слева, он входит в алтарь.
И, поклонившись один раз святому престолу, он целует ткань престола, которую ему протягивает кастренсис (= сановник, низшее духовенство, помогавшее патриарху), и встает перед святым престолом.
И когда архидиакон получает благословение, псалмопевцы поют славословие (= "Слава Отцу..." 3-го антифона перед заключительным тропарем) и завершают службу (из трех антифонов) согласно чину."
Следует молитва Трисвятого и указания, то есть рубрики для пения Трисвятого.
И я цитирую: "После того, как псалмопевцы споют славословие (Трисвятого), кастренсис идет и даёт свечи (дикирий и трикирий) епископу.
И он, держа их, трижды кланяется, ГОВОРЯ ПРО СЕБЯ: "Господь Бог сил, обернись, посмотри с небес и взгляни на эту лозу, на виноградник, который насадил Ты Своею рукой". И при втором поклоне снова то же самое. При третьем поклоне он говорит: "Святая Троица, обернись, посмотри с небес и взгляни на эту лозу, на виноградник, который насадил Ты Своею рукой". И после третьего поклона он благословляет один раз из центра святого алтаря, возвращает свечи и, сложив руки, стоит там.
Затем подходит один из архонтов с левой стороны, дает ему кадило и, поклонившись, уходит.
И пока епископ держит его, немедленно подходит второй диакон или архидиакон и, поклонившись и поцеловав его руку, берёт его. (Он приносит благовония, не раскачивая кадило, он просто держит его перед святым престолом! Первоначально это было каждение одного только алтаря! В других источниках именно диакон кадит алтарь; после того, как епископ благословил его трикирием или дикирием! У народа было принято зажигать свечу и воскурять благовония (кадить), входя в церковь для молитвы.)
И когда псалмопевцы поют последнее Трисвятое, {архидиакон} с поклоном приглашает епископа к горнему месту.
Епископ кланяется и поднимается на платформу (на которой стоял престол), и после целования [престола] он пересекает платформу.
И ближе к завершению [Трисвятого] он спускается с него, подходит к стоящим там архидиакону и кастренсису и, поддерживаемый ими, восходит [к горнему месту], а диакон ему предшествует.
Когда он подходит к синтрону, после того, как архидиакон говорит: "Благослови, владыка, этот престол", епископ говорит: "Благословен Ты, сидящий на престоле славы Царства Твоего, всегда, ныне и присно и во веки веков".
Затем он поднимается на синтрон и, поклонившись и поцеловав (скорее всего, икону на престоле?), поворачивается к народу.
И пока народ снова поёт Трисвятое, он трижды благословляет их.
Когда архидиакон говорит: "Будем внимательны", епископ говорит: "Мир всем", а затем садится.
Поется прокимен и читается Апостол.
Затем диакон просит благословения на предстоящее чтение Евангелия. И [епископ], благословляя его один раз, говорит в присутствии архидиакона: "Пусть Господь, Царь Сил, дарует тебе речь для возвещения Евангелия с великой силой, благодатью Своего возлюбленного <Сына>, всегда, ныне и присно, и во веки веков".
После выноса Евангелия один из сидящих епископов, поднявшись, подходит к первому епископу и, кланяясь, целует его в колено, а затем, снова кланяясь, говорит: "Благослови, владыка".
И [первый епископ] благословляет его произнести приветствие мира после Апостола.
Поется Аллилуйя, и епископ благословляет диакона (с кадилом), который стоит лицом к престолу, и (епископ), показывая на кадило, говорит: "Фимиам тебе приносим..."
В то время как поется последняя аллилуйя, кастренсис снимает епископский омофор.
И епископ встает, поворачивается на восток и склоняет голову перед престолом (горним местом), и пока произносится Евангелие, он стоит, опустив свою фелонь, лицом на восток.
И когда народ произносит "Слава тебе, Господи...", он тоже произносит это про себя, поднимая руки внутри фелони.
И вот, обратившись к читавшему Евангелие после завершения чтения, он говорит ему тихим голосом: "Мир тебе".
И затем он спускается [с горнего места].
После этого зачитывается официальное объявление о возведении в священный сан, а затем, когда архидиакон получает благословение, все прошения и ектенья произносятся диаконом.
И когда люди восклицают "Кирие элейсон", тогда [епископ], слегка подняв руки в молитве, произносит три раза "Кирие элейсон".
Следуют молитвы: "Господи Боже наш..."; "Мы благодарим тебя..."; "Снова и снова тебе..."; возглас: "Дабы под..."
И после того, как люди скажут "Аминь", псалмопевцы начинают Херувимскую. И епископ, сразу же выходя вперед и творя внутри себя молитву во время пения Херувимской, (произносит) про себя молитву: "Никто не достоин..."
{Позвольте нам отметить здесь, что перед Великим входом не совершается каждения, тем более епископ не совершает каждения в торжественной манере.}
И после этого, когда Дары принесены, кастренсис приглашает епископа поклоном, и, кланяясь, удаляется и встает рядом со столпом кивория над святым престолом (другими словами, он отступает в сторону, чтобы освободить место для входа Св. Даров). И входит диакон с Дарами, кадя епископа и кланяясь. Пока архидиакон кадит святой престол, вносятся дары, и епископ, склонившись, молится про себя: "Благословен Грядущий во имя Господа, Бог - Господь, и воссиял Он нам", "О Царь Небесный..."; "Премудрости наставник..."
И когда Дары внесены и покрыты, кастренсис разоблачает руки епископа. И тот, [стоя] справа, поворачивается и отходит в левую сторону, чтобы омыть руки.
И он омывает руки, говоря: "Омою руки мои среди невинных..." (Псалмы 25(26): 6-8, 92(93): 5)
И после того, как он вытрет руки и опустит фелонь, он становится у святых дверей, и другие священники присоединяются к нему справа и слева, и, опустившись на КОЛЕНИ, он молится.
И при третьем КОЛЕНОПРЕКЛОНЕНИИ он немного склоняет голову, и священники молятся о нём следующим образом:
"Пусть Святой Дух сойдет на тебя, и сила Всевышнего осенит тебя. Помяни нас, владыка,"
Епископ говорит БЕЗ БЛАГОСЛОВЕНИЯ: "Да помянет нас Господь во Царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веков".
И, поклонившись [и] отпустив архидиакона, диакон произносит прошения, священник произносит молитву: "Господи Боже, Вседержитель..."
Епископ громко возглашает : "Мир всем". "Возлюбим друг друга".
И когда это сказано, епископ кланяется святому престолу и, поднявшись на платформу, целует престол.
Затем, спустившись и опустив свою фелонь, он встает с правой стороны святого престола и стоит там.
И священники подходят, целуют сначала святой престол, затем руку епископа и правую щеку, и друг друга по очереди.
И когда целование закончено, [епископ] снова поворачивается на восток, и когда диакон говорит: "Двери, двери..." архидиакон говорит: "Премудрость! Будем внимательны".
И после этого духовенство поёт вместе с мирянами "Верую..."
АНАФОРА?
Священник молится: "Тебе вверяем..."
И он громко возглашает: "И удостой..."
И епископ слегка поднимает руки в молитве, держа в левой руке развернутый свиток, говоря про себя: "Отче наш..."
"Святыня - святым".
Народ: "Один свят..."
Затем он разламывает (освященный) хлеб надвое, и [хлеб] в правой руке он кладет на дискос; хлеб в левой он разделяет посередине. Снова он кладет на дискос [хлеб] в правой руке. С [хлеба] в левой руке он срезает одну печать. И когда архидиакон говорит: "Восполни, владыка, святой потир", той же печатью [епископ] благословляет потир, говоря: "Полнота Святого Духа", и опускает в него печать. И он берет другой хлеб, отрезанный от того же куска, и, сняв с него печать, наполняет другой потир. И он разделяет оставшийся хлеб на кусочки.
И после того, как он разделил достаточно, вытер и встряхнул руки, чтобы на них не осталась жемчужина, он спускается с платформы и трижды кланяется на восток, говоря про себя: "Трапезы таинственной Твоей..."
Вместе с ним кланяется священник, который должен причастить его, и оба поднимаются на платформу и целуют святой престол.
И сначала епископ, протянув руки, принимает хлеб из рук священника.
Затем, держа хлеб двумя последними пальцами, тремя другими он берет другую частицу и отдает ее тому, кто причащал его, который, получив её, целует его руку и щеку.
И оба сходят с платформы и, кланяясь, вкушают Божественный хлеб. Затем они протирают руки над дискосом. И архидиакон подает чашу священнику, а епископ, поворачиваясь к нему и кланяясь, причащается от священника.
Затем он поворачивается на восток, вытирает губы краем илитона и совершает три благодарственных поклона.
И, поцеловав святой престол, епископ поворачивается к священнику, который причащал его, берет у него чашу и причащает его.
Священник после причащения кланяется епископу, целует его правую руку и берет чашу.
И таким образом епископ поднимается на платформу и причащает тех, кто находится в алтаре.
И после того, как он [причастил] всех [в алтаре], он отправляется к первому антиминсу (столу причастия),
и когда диакон, неся дискос, скажет: "Благослови, владыка", епископ говорит: "Благословлю Господа во всякое время..."
И весь псалом исполняется помощниками, пока народ причащается.
И если ещё остались причастники, диакон снова говорит: "Благослови, владыка", а епископ говорит: "Благословлю Господа..."
И это повторяется два, три и несколько раз, до тех пор, пока есть причастники.
После того, как люди причастились и псалом был завершен, и епископ отходит на левую сторону и садится.
И иподиакон подходит и говорит: "Благослови, владыка", и епископ омывает (свои губы? его руки?), говоря про себя: "Владыка, ныне отпускаешь слугу твоего..." (это сегодня читается в молитвах по святом причащении!)
Архидиакон подходит к нему с просьбой о молитве каждения.
Затем архидиакон кадит вокруг святого престола.
Дары уносят (в скевофилакий диаконы), и после того, как они уходят, а епископ стоит перед святым престолом, архидиакон получает благословение и произносит прошения (= Завершим ...).
И епископ произносит молитву: "Благодарим Тебя, Владыка..."
Диакон: "Пойдём в мире".
И пока священник, который должен произнести заамвонную молитву, подходит на место перед святыми вратами, епископ благословляет его, говоря: "Благословен Бог наш..."
Затем кастренсис надевает на него омофор, и он поворачивается на восток и трижды кланяется в знак благодарения.
И он поднимается на платформу и целует [престол], и затем спускается.
И он поворачивается к своим сослужителям и, простившись с ними, выходит, поддерживаемый архонтами, и отправляется в метаторий (= патриаршие покои в южной галерее Великой Церкви) через двери справа от святых врат.
Пресвитерская литургия Кодекса Санкт-Петербург 226
Божественная литургия святого Иоанна Златоуста
Нехватка времени не позволит нам аналитически разобрать чин пресвитерской литургии. Сперва отметим, что, как и архиерейская литургия, пресвитерская Евхаристия начинается с молитвы протесиса св. Даров, когда священник полагает хлеб протесиса в диаконнике. За этим следует молитва каждения, и литургия начинается с "Благословенно Царство..." без мирной ектении, но с тремя антифонами и с соответствующими молитвами священника и прошениями диакона. Мирная ектения предшествует Трисвятому. В то время как народ поёт гимн "Единородный Сын и Слово Бога, Ты, бессмертный..." в качестве тропаря третьего антифона, происходит вход Евангелия с диаконом, возглавляющим процессию и держащим Евангелие и кадило. Пресвитер произносит молитву входа, в то время как народ поёт "Аллилуйя" (см. Kryptoferris Γβ7 folder 4, а также Georgian CHR XI века). Пресвитер следует за диаконом в св. алтарь и кадит во время пения тропаря или аполитикиона (отпустительного тропаря) дня [= кодекс Фаласка]. Затем следует мирная ектенья, молитва Трисвятого, Трисвятое и восхождение пресвитера к синтрону, во время которого он говорит: "Благословен Ты, сидящий на престоле Славы Царства Твоего" [=кодекс Фаласка]. Затем диакон говорит: "Будем внимательны!", а священник: "Мир всем", и он "садится" (= кодекс Санкт-Петербурга]. Затем поётся прокимен, за которым следует чтение Апостола и каждение диаконом во время пения "Аллилуйя".
[И диакон кланяется священнику, говоря: "Благослови! (Такой-то) евангелист читается из Евангелия". И затем священник осеняет крестным знамением голову диакона, отвечая: "Господь дает слова читающим Евангелие..." = кодекс Фаласка].
А затем диакон читает евангельское чтение.
И после того, как он заканчивает читать святое Евангелие, он кладет книгу на святой престол, а затем священник берет книгу святого Евангелия в руки и сначала целует её, и диакон также целует святую книгу.
После этого сугубая ектения, отпуст оглашаемых и две молитвы верных. Описание сугубой ектении довольно интересно:
И тогда они поворачиваются к народу.
"Возгласим все, от всей души и от всего нашего разумения возгласим: Господи, помилуй".
А затем священник склоняет голову и произносит следующее прошение и молитву:
"Господи Боже наш, прими это усердное моление от служителей Твоих и по множеству Твоей милости помилуй нас; и яви Твоё сострадание к нам и ко всему народу Твоему, ожидающему от Тебя неистощимой милости".
И тогда священник поднимает голову и целует святой престол, поднимает руки вверх и трижды произносит громким голосом вместе с народом:
"Господи, помилуй".
И затем, повернувшись к народу, он осеняет людей крестным знамением и говорит громким голосом:
"Ибо Ты - милостивый и человеколюбивый Бог…"
После отпуста оглашаемых диакон разворачивает илитон! И пока народ поёт Херувимскую песнь, священник(и) и диакон(ы) омывает(ют) руки, говоря: "Омою руки мои среди невинных".
Диакон совершает чин входа св. Даров и сам поставляет св. Дары на святой престол, в то время как пресвитер или пресвитеры, участвующие в совместном служении, ожидают в молитве у престола входа Св. Даров! [Лев Тосканский, Иаков 149] Диакон также кадит св. Дары после их поставления на престол.
После поставления св. Даров на престол пресвитер кланяется и просит диакона или пресвитера (пресвитеров), совершающих сослужение: "Помолитесь за меня, братья!" и они отвечают: "Дух Святой да сойдёт на тебя, и сила Всевышнего да осенит тебя. Воспомни о нас, владыка!" Он отвечает: "Пусть Тот же Святой Дух содействует вам во все дни жизни вашей". Затем следует молитва после поставления святых Даров на престол, целование мира, символ веры и Анафора. Возду́х не поднимается над св. Дарами во время чтения Символа, но в "Станем строго (хорошо)..." Лев Тосканский настойчиво сообщает нам, что ответы на литургические прошения пресвитера произносятся как духовенством, так и мирянами! Кроме того, этот же автор, а также Николаос Гидроунтинос сообщают нам, что как духовенство, так и миряне поют "Победную песнь" с любовью и благоговением. После "Победной песни" и когда пресвитер готов начать следующую часть Анафоры, Лев говорит нам, что иподиаконы приглашают верующих присоединиться к их молитвам: "His ita pronuntiatis, dicunt subdiaconi: Quicumque estis fideles, orate" («когда это сказано, иподиаконы говорят: "верные, молитесь"»).
После Анафоры следуют известные прошения диакона, молитва "Тебе, человеколюбивый Владыка, вверяем всю нашу жизнь...", молитва Господня, молитвы перед преломлением освященного Хлеба, приглашение "Святыня - святым" и т.д. Здесь важно исследовать порядок приобщения священников: первый в очереди вручает Тело Господне своим сослужащим, в то время как они целуют его в щеку и руку, а затем ему тоже вручается Тело Господне одним из других священников. Затем все они склоняются перед святым престолом и вкушают Тело Господне. Точно так же они дают друг другу святую Чашу, чтобы испить Кровь Господню. Затем следует причащение верных и отпуст, но времени на описание таких подробностей у нас не хватает
Божественная литургия святого Иоанна Златоуста
Нехватка времени не позволит нам аналитически разобрать чин пресвитерской литургии. Сперва отметим, что, как и архиерейская литургия, пресвитерская Евхаристия начинается с молитвы протесиса св. Даров, когда священник полагает хлеб протесиса в диаконнике. За этим следует молитва каждения, и литургия начинается с "Благословенно Царство..." без мирной ектении, но с тремя антифонами и с соответствующими молитвами священника и прошениями диакона. Мирная ектения предшествует Трисвятому. В то время как народ поёт гимн "Единородный Сын и Слово Бога, Ты, бессмертный..." в качестве тропаря третьего антифона, происходит вход Евангелия с диаконом, возглавляющим процессию и держащим Евангелие и кадило. Пресвитер произносит молитву входа, в то время как народ поёт "Аллилуйя" (см. Kryptoferris Γβ7 folder 4, а также Georgian CHR XI века). Пресвитер следует за диаконом в св. алтарь и кадит во время пения тропаря или аполитикиона (отпустительного тропаря) дня [= кодекс Фаласка]. Затем следует мирная ектенья, молитва Трисвятого, Трисвятое и восхождение пресвитера к синтрону, во время которого он говорит: "Благословен Ты, сидящий на престоле Славы Царства Твоего" [=кодекс Фаласка]. Затем диакон говорит: "Будем внимательны!", а священник: "Мир всем", и он "садится" (= кодекс Санкт-Петербурга]. Затем поётся прокимен, за которым следует чтение Апостола и каждение диаконом во время пения "Аллилуйя".
[И диакон кланяется священнику, говоря: "Благослови! (Такой-то) евангелист читается из Евангелия". И затем священник осеняет крестным знамением голову диакона, отвечая: "Господь дает слова читающим Евангелие..." = кодекс Фаласка].
А затем диакон читает евангельское чтение.
И после того, как он заканчивает читать святое Евангелие, он кладет книгу на святой престол, а затем священник берет книгу святого Евангелия в руки и сначала целует её, и диакон также целует святую книгу.
После этого сугубая ектения, отпуст оглашаемых и две молитвы верных. Описание сугубой ектении довольно интересно:
И тогда они поворачиваются к народу.
"Возгласим все, от всей души и от всего нашего разумения возгласим: Господи, помилуй".
А затем священник склоняет голову и произносит следующее прошение и молитву:
"Господи Боже наш, прими это усердное моление от служителей Твоих и по множеству Твоей милости помилуй нас; и яви Твоё сострадание к нам и ко всему народу Твоему, ожидающему от Тебя неистощимой милости".
И тогда священник поднимает голову и целует святой престол, поднимает руки вверх и трижды произносит громким голосом вместе с народом:
"Господи, помилуй".
И затем, повернувшись к народу, он осеняет людей крестным знамением и говорит громким голосом:
"Ибо Ты - милостивый и человеколюбивый Бог…"
После отпуста оглашаемых диакон разворачивает илитон! И пока народ поёт Херувимскую песнь, священник(и) и диакон(ы) омывает(ют) руки, говоря: "Омою руки мои среди невинных".
Диакон совершает чин входа св. Даров и сам поставляет св. Дары на святой престол, в то время как пресвитер или пресвитеры, участвующие в совместном служении, ожидают в молитве у престола входа Св. Даров! [Лев Тосканский, Иаков 149] Диакон также кадит св. Дары после их поставления на престол.
После поставления св. Даров на престол пресвитер кланяется и просит диакона или пресвитера (пресвитеров), совершающих сослужение: "Помолитесь за меня, братья!" и они отвечают: "Дух Святой да сойдёт на тебя, и сила Всевышнего да осенит тебя. Воспомни о нас, владыка!" Он отвечает: "Пусть Тот же Святой Дух содействует вам во все дни жизни вашей". Затем следует молитва после поставления святых Даров на престол, целование мира, символ веры и Анафора. Возду́х не поднимается над св. Дарами во время чтения Символа, но в "Станем строго (хорошо)..." Лев Тосканский настойчиво сообщает нам, что ответы на литургические прошения пресвитера произносятся как духовенством, так и мирянами! Кроме того, этот же автор, а также Николаос Гидроунтинос сообщают нам, что как духовенство, так и миряне поют "Победную песнь" с любовью и благоговением. После "Победной песни" и когда пресвитер готов начать следующую часть Анафоры, Лев говорит нам, что иподиаконы приглашают верующих присоединиться к их молитвам: "His ita pronuntiatis, dicunt subdiaconi: Quicumque estis fideles, orate" («когда это сказано, иподиаконы говорят: "верные, молитесь"»).
После Анафоры следуют известные прошения диакона, молитва "Тебе, человеколюбивый Владыка, вверяем всю нашу жизнь...", молитва Господня, молитвы перед преломлением освященного Хлеба, приглашение "Святыня - святым" и т.д. Здесь важно исследовать порядок приобщения священников: первый в очереди вручает Тело Господне своим сослужащим, в то время как они целуют его в щеку и руку, а затем ему тоже вручается Тело Господне одним из других священников. Затем все они склоняются перед святым престолом и вкушают Тело Господне. Точно так же они дают друг другу святую Чашу, чтобы испить Кровь Господню. Затем следует причащение верных и отпуст, но времени на описание таких подробностей у нас не хватает
Комментарии и выводы.
Но прежде чем мы продолжим, позвольте мне сделать несколько заметок на полях и следующие пояснения. Поскольку многие пункты этого доклада ссылаются на меняющуюся форму архиерейской литургии и служения епископа в целом, а также на некоторые преувеличения, встречающиеся в современном православном богословии, центрированном на Евхаристии или епископе, в контексте именно этого взаимоотношения между литургией и экклезиологией, позвольте мне подчеркнуть здесь, что, представляя эту работу:
В мои намерения вовсе не входит оскорблять или бесчестить какого-либо конкретного человека лично.
Если сегодня что-то неправильно, то это не вина современной церкви или современных епископов. Мы все следуем Типикону и некоторым обычаям богослужения, которые унаследовали, а не придумали сами. Более того, нам также сказали, что мы не должны ничего менять в том, что мы унаследовали!
Я ничего не требую, и больше всего на свете я не стремлюсь претендовать на власть или авторитет для себя.
Этот доклад исходит из чисто исторических и объективных мотивов; другими словами, это академическая работа, написанная как исследователем, который уважает истину и чувствует себя преданным ей, так и богословом, уважающим истину и верным ей.
Я хорошо осознаю, что ни как исследователь, ни как священнослужитель я не обладаю достаточной компетенцией или властью принимать решения или что-либо менять в церкви.
Я также не предполагаю и не питаю никаких иллюзий относительно того, что в церкви что-то может измениться, хотя, по-видимому, некоторые вещи находятся в неправильном положении и должны быть изменены.
Я искренне верю, что делаю хорошее дело для церкви, предоставляя ей некоторую историческую и богословскую информацию, которую, по моему мнению, церковь может должным образом использовать, если пожелает и когда пожелает.
Я полагаю, что изучение источников уже дало некоторые ответы на вопросы, поставленные в начале.
Первый вопрос касался подлинности православной экклезиологии и евхаристического богословия сегодня. Насколько служение Евхаристии сегодня и применение нашей экклезиологии выражают фундаментальный принцип "ОБЩЕНИЯ", то есть Любви, важнейшей чертой которой является смирение, поскольку эгоизм и Любовь по определению являются двумя противоположными качествами? Любовь выражается как "умаление", т.е. как предоставление жизненного пространства другим, как признание их фундаментального права на существование как полноценных и свободных личностей, как признание присутствия других в одном и том же месте в одно и то же время с нами, как признание и принятие их роли в происходящих событиях, как доверие во взаимо-действии и передача им власти, даже когда в этом нет необходимости.
Согласно текстам, обсуждавшимся ранее, хотя диатаксис архиерейской литургии в древних кодексах действительно содержит несколько элементов византийского церемониализма и величественных протоколов, всё же очень впечатляет то, что несмотря на эти случаи византийской атмосферы, подчеркивается дух смиренной простоты и Любви, насколько это соответствует Божественной литургии.
Но прежде чем мы продолжим, позвольте мне сделать несколько заметок на полях и следующие пояснения. Поскольку многие пункты этого доклада ссылаются на меняющуюся форму архиерейской литургии и служения епископа в целом, а также на некоторые преувеличения, встречающиеся в современном православном богословии, центрированном на Евхаристии или епископе, в контексте именно этого взаимоотношения между литургией и экклезиологией, позвольте мне подчеркнуть здесь, что, представляя эту работу:
В мои намерения вовсе не входит оскорблять или бесчестить какого-либо конкретного человека лично.
Если сегодня что-то неправильно, то это не вина современной церкви или современных епископов. Мы все следуем Типикону и некоторым обычаям богослужения, которые унаследовали, а не придумали сами. Более того, нам также сказали, что мы не должны ничего менять в том, что мы унаследовали!
Я ничего не требую, и больше всего на свете я не стремлюсь претендовать на власть или авторитет для себя.
Этот доклад исходит из чисто исторических и объективных мотивов; другими словами, это академическая работа, написанная как исследователем, который уважает истину и чувствует себя преданным ей, так и богословом, уважающим истину и верным ей.
Я хорошо осознаю, что ни как исследователь, ни как священнослужитель я не обладаю достаточной компетенцией или властью принимать решения или что-либо менять в церкви.
Я также не предполагаю и не питаю никаких иллюзий относительно того, что в церкви что-то может измениться, хотя, по-видимому, некоторые вещи находятся в неправильном положении и должны быть изменены.
Я искренне верю, что делаю хорошее дело для церкви, предоставляя ей некоторую историческую и богословскую информацию, которую, по моему мнению, церковь может должным образом использовать, если пожелает и когда пожелает.
Я полагаю, что изучение источников уже дало некоторые ответы на вопросы, поставленные в начале.
Первый вопрос касался подлинности православной экклезиологии и евхаристического богословия сегодня. Насколько служение Евхаристии сегодня и применение нашей экклезиологии выражают фундаментальный принцип "ОБЩЕНИЯ", то есть Любви, важнейшей чертой которой является смирение, поскольку эгоизм и Любовь по определению являются двумя противоположными качествами? Любовь выражается как "умаление", т.е. как предоставление жизненного пространства другим, как признание их фундаментального права на существование как полноценных и свободных личностей, как признание присутствия других в одном и том же месте в одно и то же время с нами, как признание и принятие их роли в происходящих событиях, как доверие во взаимо-действии и передача им власти, даже когда в этом нет необходимости.
Согласно текстам, обсуждавшимся ранее, хотя диатаксис архиерейской литургии в древних кодексах действительно содержит несколько элементов византийского церемониализма и величественных протоколов, всё же очень впечатляет то, что несмотря на эти случаи византийской атмосферы, подчеркивается дух смиренной простоты и Любви, насколько это соответствует Божественной литургии.
Епископ
Он является центром собрания, главой церкви, но в крайнем смирении и скромности. Смиренно в начале литургии он снимает свой омофор. В византийский период, за исключением омофора, остальные облачения епископа были такими же, как у пресвитеров. Он носил фелонь, а не саккос! Саккос не был обычным облачением всех митрополитов до середины XVII века. Простые епископы по-прежнему носили только фелонь, а не саккос, даже и после XVII века. Их можно было отличить от пресвитеров только по омофору. Более того, митра появляется как литургическое облачение гораздо позже! Напротив, епископы всех рангов (патриархи, митрополиты, архиепископы и т.д.), чтобы почтить монашество и свое монашеское достоинство, с начала 2-го тысячелетия покрывали свои головы монашеской чёрной шапкой даже во время совершения Божественной литургии. В любом случае, до недавнего времени о том, чтобы иерархи носили корону, не могло быть и речи: в XVII веке епископов свергали с престола за ношение митры! (Тафт, Архиерейская литургия, 46, 105). Упомянем здесь также, что в этот период епископ, как и в древности, входил в церковь уже облаченным. Вообще нет такого явления, как облачение епископа в нефе! Эта практика впервые появилась по чисто практическим соображениям в XIV веке, когда епископ облачался либо в притворе, либо на своей скамье в южном приделе церкви, и в любом случае невидимо для людей, а не напыщенным образом. Теперь мы можем понять великолепие обычая снимать омофор, в то время единственное отличительное облачение его сана. Без омофора, то есть облаченный в одну фелонь, он выглядит как простой пресвитер! Он ничем не отличается от священников непосредственно низшего чина. И это Патриарх, совершающий Евхаристию, а не только простой епископ! Тогда Патриарх, далекий от монархической индивидуалистической власти, начинает cлужение движением смирения, актом "кеносиса", самоумаления по образу Христа. Он предстает как член Пресвитериума, как это было в апостольские времена и в первые века! Он отличается не потому, что сам отделился, а из-за почитания и любви других священнослужителей и паствы. Иоанн Зизиулас говорит, что на евхаристическом собрании различные чины не только были учреждены Христом, но и "составлены" Святым Духом... Святой Дух - это дух Общения, а значит, и Свободы. Святой Дух всегда строит отношения общения, а не навязывания. Святой Дух действует через отношения Общения и Любви в общине, то есть действует посредством свободной, бескорыстной воли и любящего согласия членов общины и созидает отношения Общения и Любви. Каждое действие Святого Духа - это акт Общения и Любви. Таким образом, священство, как дар Святого Духа, по определению является отношением, а не объектом; как дар Святого Духа, он даётся не для того, чтобы стать личной собственностью отдельного человека, но как событие взаимоотношений и общения, и он осуществляется как связь верных друг с другом. ["Где двое или трое собраны во Имя Мое..." (Мф 18.20)] Я думаю, что эти слова Зизиуласа находят своё идеальное воплощение в таком действии епископа, когда он снимает свой омофор, в сочетании с тем, что происходит после поставления Св. Даров на престол перед анафорой. В этот момент епископ, не надев омофор, просит пресвитеров и диаконов позволить ему приступить к исполнению своего высшего священнического долга, помолившись за него и призвав на него силу Святого Духа! Как мы видели в Диатаксисе, он поворачивается к своим сослужащим и говорит: "Молитесь за меня, братья". И они отвечают ему: "Да сойдет на тебя Дух Святой и да осенит тебя сила Всевышнего!" Здесь особенно важно отметить, что в византийской литургии Иерусалима (известной как литургия святого Иакова, которая по существу является иной версией литургии св. Василия), именно миряне являются адресатами просьбы епископа помолиться за него! Епископ после поставления Даров на святой престол начинает с призыва ко всем принять участие в святой анафоре, возглашая: "Возвеличьте Господа со мной, и давайте вместе превознесем Имя Его". И люди откликаются на его приглашение: "Да сойдет на тебя Дух Святой и сила Всевышнего да осенит тебя".
Но это не единственное действие епископа, которое показывает истинные отношения Общения и Любви - весь Диатаксис изобилует этим: сразу после входа св. Даров епископ кадит святой престол, ставит дикирий и трикирий на него для освещения и для выражения прославления и почтения, а затем, наконец, поднимается к синтрону, когда поется Трисвятое. Здесь стоит еще раз подчеркнуть, что все эти движения выполняются простым, не показным и не бросающимся в глаза образом. Наоборот, эти движения создают атмосферу, в рамках которой очевидно, что власть в церкви - это смиренное служение Любви, а обряды - это акты общения!
Давайте сначала обратим внимание на движения епископа с дикирием и трикирием в кодексе: "Кастренсис идет и отдает свечи епископу. И он, держа их, трижды кланяется, ГОВОРЯ ПРО СЕБЯ: "Господь Бог сил, обернись, посмотри с небес и взгляни на эту лозу, на виноградник, который насадил Ты Своею рукой". Давайте просто вспомним, каким образом эта молитва произносится сегодня!
"Затем следует восхождение епископа на кафедру вместе с пресвитерами". Всё описание чина создает впечатление, что епископ как будто не решается подняться на синтрон и сесть на престол (горнее место), который символизирует престол Христа: он стоит в благоговении перед престолом (горним местом), молит о милости Божьей, садится ненадолго во время чтения Апостола, а затем сразу встает, чтобы послушать святое Евангелие, и остаётся стоять и кланяться перед престолом (горним местом) и лицом к престолу (горнему месту) до конца чтения. Он снова повернётся лицом к народу, чтобы отпустить оглашаемых и немедленно покинет возвышенность, возвращаясь к святому престолу до конца службы.
Дальше диакон разворачивает "илитон"… Сегодня это делает сам епископ или главный священнослужитель. Однако в рукописной традиции он поручает подготовку престола для анафоры рукам диакона! Помимо разворачивания илитона диаконом, кроме того, только диаконы совершают внесение св. Даров, они совершают каждение при внесении св. Даров, они поставляют св. Дары на святой престол; нет такого, чтобы епископ с фанфарами кадил на солее перед великим входом, как нет и помпезного процесса получения епископом Даров от диаконов у св. врат и длительных поминовений перед поставлением Даров на престол. Поминовения будут произноситься там, где им и положено: во время анафоры.
Через некоторое время другое движение выразит принцип Общения (ΚΟΙΝΩΝΙΑ), который пронизывает и должен пронизывать службу, поскольку вся суть именно в этом. Согласно византийской литургической практике, которая сохранилась до настоящего времени, в самый важный момент внафоры, когда епископ произносит: "вспоминая всё, ради нас Им соделанное: крест, гроб, тридневное воскресение, на Небеса восхождение, по правую руку восседание, ещё Его второе и славное Пришествие, Твоё из Твоего Тебе принося всегда и везде, Тебя воспеваем, Тебя благословляем, Тебя благодарим...", св. Дары поднимаются епископом сегодня, в символическом движении предложения их Богу. Однако, согласно рукописной традиции, в этот момент, когда епископ произносит нараспев "Твоё из Твоего Тебе принося", он отступает в сторону, чтобы освободить место дьякону и чтобы он вышел на середину и поднял св. Дары в своих руках и представил их Богу. Итак, хотя епископ является главой евхаристического собрания, этим он четко акцентирует, что он не только действует от имени общины, но и не имеет самодостаточной власти: он является частью этой общины и членом общего служащего Тела. И что он может быть тем, кто он есть, не в сам по себе, а только в общении и единстве с другими! Мы всегда становимся такими, какие мы есть, благодаря другим.
В самые священные моменты литургии, когда все ожидают, что "высокопоставленный" чиновник будет действовать (в любом случае, такова нынешняя практика), этот самый вышестоящий человек фактически отступает и уступает место своему подчиненному! Это заметно и в различных других местах архиерейской литургии, описанных в кодексе. Епископ смирит себя, поручая анафору пресвитеру, он доверит анафору в руки диакона (возносящему Дары на "Твоё из Твоего Тебе принося..." =), он попросит и получит святое Причастие из рук священнослужителя-сослужителя, даже священнослужителя самого низкого ранга! Таким образом, он руководит "не господствуя над наследием Божиим" (1 Пет. 5:3). И это именно та точка синергии в служении Евхаристии и та точка выхода за рамки понятия "высокопоставленный", которая выражает отношения ОБЩЕНИЯ, о котором мы говорили до сих пор. И здесь мы снова возвращаемся к словам Зизиуласа: "...Все пирамидальные понятия исчезают в экклезиологии: "одно" и "множество" сосуществуют как два аспекта одного бытия. На вселенском уровне это означает, что поместные церкви составляют единую Церковь через служение или учреждение, которое одновременно является первенствующим и синодом (собором), в котором он первенствует. На местном уровне это означает, что глава поместной церкви, епископ, обусловлен существованием своей общины и остальных служений, в частности, пресвитеров. Нет такого служения, которое не нуждалось бы в других служениях; ни одно служение не обладает полнотой: полнотой благодати и власти".
Он является центром собрания, главой церкви, но в крайнем смирении и скромности. Смиренно в начале литургии он снимает свой омофор. В византийский период, за исключением омофора, остальные облачения епископа были такими же, как у пресвитеров. Он носил фелонь, а не саккос! Саккос не был обычным облачением всех митрополитов до середины XVII века. Простые епископы по-прежнему носили только фелонь, а не саккос, даже и после XVII века. Их можно было отличить от пресвитеров только по омофору. Более того, митра появляется как литургическое облачение гораздо позже! Напротив, епископы всех рангов (патриархи, митрополиты, архиепископы и т.д.), чтобы почтить монашество и свое монашеское достоинство, с начала 2-го тысячелетия покрывали свои головы монашеской чёрной шапкой даже во время совершения Божественной литургии. В любом случае, до недавнего времени о том, чтобы иерархи носили корону, не могло быть и речи: в XVII веке епископов свергали с престола за ношение митры! (Тафт, Архиерейская литургия, 46, 105). Упомянем здесь также, что в этот период епископ, как и в древности, входил в церковь уже облаченным. Вообще нет такого явления, как облачение епископа в нефе! Эта практика впервые появилась по чисто практическим соображениям в XIV веке, когда епископ облачался либо в притворе, либо на своей скамье в южном приделе церкви, и в любом случае невидимо для людей, а не напыщенным образом. Теперь мы можем понять великолепие обычая снимать омофор, в то время единственное отличительное облачение его сана. Без омофора, то есть облаченный в одну фелонь, он выглядит как простой пресвитер! Он ничем не отличается от священников непосредственно низшего чина. И это Патриарх, совершающий Евхаристию, а не только простой епископ! Тогда Патриарх, далекий от монархической индивидуалистической власти, начинает cлужение движением смирения, актом "кеносиса", самоумаления по образу Христа. Он предстает как член Пресвитериума, как это было в апостольские времена и в первые века! Он отличается не потому, что сам отделился, а из-за почитания и любви других священнослужителей и паствы. Иоанн Зизиулас говорит, что на евхаристическом собрании различные чины не только были учреждены Христом, но и "составлены" Святым Духом... Святой Дух - это дух Общения, а значит, и Свободы. Святой Дух всегда строит отношения общения, а не навязывания. Святой Дух действует через отношения Общения и Любви в общине, то есть действует посредством свободной, бескорыстной воли и любящего согласия членов общины и созидает отношения Общения и Любви. Каждое действие Святого Духа - это акт Общения и Любви. Таким образом, священство, как дар Святого Духа, по определению является отношением, а не объектом; как дар Святого Духа, он даётся не для того, чтобы стать личной собственностью отдельного человека, но как событие взаимоотношений и общения, и он осуществляется как связь верных друг с другом. ["Где двое или трое собраны во Имя Мое..." (Мф 18.20)] Я думаю, что эти слова Зизиуласа находят своё идеальное воплощение в таком действии епископа, когда он снимает свой омофор, в сочетании с тем, что происходит после поставления Св. Даров на престол перед анафорой. В этот момент епископ, не надев омофор, просит пресвитеров и диаконов позволить ему приступить к исполнению своего высшего священнического долга, помолившись за него и призвав на него силу Святого Духа! Как мы видели в Диатаксисе, он поворачивается к своим сослужащим и говорит: "Молитесь за меня, братья". И они отвечают ему: "Да сойдет на тебя Дух Святой и да осенит тебя сила Всевышнего!" Здесь особенно важно отметить, что в византийской литургии Иерусалима (известной как литургия святого Иакова, которая по существу является иной версией литургии св. Василия), именно миряне являются адресатами просьбы епископа помолиться за него! Епископ после поставления Даров на святой престол начинает с призыва ко всем принять участие в святой анафоре, возглашая: "Возвеличьте Господа со мной, и давайте вместе превознесем Имя Его". И люди откликаются на его приглашение: "Да сойдет на тебя Дух Святой и сила Всевышнего да осенит тебя".
Но это не единственное действие епископа, которое показывает истинные отношения Общения и Любви - весь Диатаксис изобилует этим: сразу после входа св. Даров епископ кадит святой престол, ставит дикирий и трикирий на него для освещения и для выражения прославления и почтения, а затем, наконец, поднимается к синтрону, когда поется Трисвятое. Здесь стоит еще раз подчеркнуть, что все эти движения выполняются простым, не показным и не бросающимся в глаза образом. Наоборот, эти движения создают атмосферу, в рамках которой очевидно, что власть в церкви - это смиренное служение Любви, а обряды - это акты общения!
Давайте сначала обратим внимание на движения епископа с дикирием и трикирием в кодексе: "Кастренсис идет и отдает свечи епископу. И он, держа их, трижды кланяется, ГОВОРЯ ПРО СЕБЯ: "Господь Бог сил, обернись, посмотри с небес и взгляни на эту лозу, на виноградник, который насадил Ты Своею рукой". Давайте просто вспомним, каким образом эта молитва произносится сегодня!
"Затем следует восхождение епископа на кафедру вместе с пресвитерами". Всё описание чина создает впечатление, что епископ как будто не решается подняться на синтрон и сесть на престол (горнее место), который символизирует престол Христа: он стоит в благоговении перед престолом (горним местом), молит о милости Божьей, садится ненадолго во время чтения Апостола, а затем сразу встает, чтобы послушать святое Евангелие, и остаётся стоять и кланяться перед престолом (горним местом) и лицом к престолу (горнему месту) до конца чтения. Он снова повернётся лицом к народу, чтобы отпустить оглашаемых и немедленно покинет возвышенность, возвращаясь к святому престолу до конца службы.
Дальше диакон разворачивает "илитон"… Сегодня это делает сам епископ или главный священнослужитель. Однако в рукописной традиции он поручает подготовку престола для анафоры рукам диакона! Помимо разворачивания илитона диаконом, кроме того, только диаконы совершают внесение св. Даров, они совершают каждение при внесении св. Даров, они поставляют св. Дары на святой престол; нет такого, чтобы епископ с фанфарами кадил на солее перед великим входом, как нет и помпезного процесса получения епископом Даров от диаконов у св. врат и длительных поминовений перед поставлением Даров на престол. Поминовения будут произноситься там, где им и положено: во время анафоры.
Через некоторое время другое движение выразит принцип Общения (ΚΟΙΝΩΝΙΑ), который пронизывает и должен пронизывать службу, поскольку вся суть именно в этом. Согласно византийской литургической практике, которая сохранилась до настоящего времени, в самый важный момент внафоры, когда епископ произносит: "вспоминая всё, ради нас Им соделанное: крест, гроб, тридневное воскресение, на Небеса восхождение, по правую руку восседание, ещё Его второе и славное Пришествие, Твоё из Твоего Тебе принося всегда и везде, Тебя воспеваем, Тебя благословляем, Тебя благодарим...", св. Дары поднимаются епископом сегодня, в символическом движении предложения их Богу. Однако, согласно рукописной традиции, в этот момент, когда епископ произносит нараспев "Твоё из Твоего Тебе принося", он отступает в сторону, чтобы освободить место дьякону и чтобы он вышел на середину и поднял св. Дары в своих руках и представил их Богу. Итак, хотя епископ является главой евхаристического собрания, этим он четко акцентирует, что он не только действует от имени общины, но и не имеет самодостаточной власти: он является частью этой общины и членом общего служащего Тела. И что он может быть тем, кто он есть, не в сам по себе, а только в общении и единстве с другими! Мы всегда становимся такими, какие мы есть, благодаря другим.
В самые священные моменты литургии, когда все ожидают, что "высокопоставленный" чиновник будет действовать (в любом случае, такова нынешняя практика), этот самый вышестоящий человек фактически отступает и уступает место своему подчиненному! Это заметно и в различных других местах архиерейской литургии, описанных в кодексе. Епископ смирит себя, поручая анафору пресвитеру, он доверит анафору в руки диакона (возносящему Дары на "Твоё из Твоего Тебе принося..." =), он попросит и получит святое Причастие из рук священнослужителя-сослужителя, даже священнослужителя самого низкого ранга! Таким образом, он руководит "не господствуя над наследием Божиим" (1 Пет. 5:3). И это именно та точка синергии в служении Евхаристии и та точка выхода за рамки понятия "высокопоставленный", которая выражает отношения ОБЩЕНИЯ, о котором мы говорили до сих пор. И здесь мы снова возвращаемся к словам Зизиуласа: "...Все пирамидальные понятия исчезают в экклезиологии: "одно" и "множество" сосуществуют как два аспекта одного бытия. На вселенском уровне это означает, что поместные церкви составляют единую Церковь через служение или учреждение, которое одновременно является первенствующим и синодом (собором), в котором он первенствует. На местном уровне это означает, что глава поместной церкви, епископ, обусловлен существованием своей общины и остальных служений, в частности, пресвитеров. Нет такого служения, которое не нуждалось бы в других служениях; ни одно служение не обладает полнотой: полнотой благодати и власти".
Пресвитер:
Теперь обратим внимание на следующие вопросы, касающиеся роли пресвитера:
Когда пресвитеры совершают Евхаристию с епископом, они составляют одно тело с ним: они носят те же облачения, что и епископ, они сидят вокруг него на синтроне, они присоединяются к нему в молитвах, они всегда с ним. Диатаксис и рукописный евхологий имеют в виду как епископа, так и пресвитера, когда говорится о "священнике". Моментом, который ярко показывает эту тесную связь между епископом и пресвитерами, является процессия входа св. Даров: хотя сегодня пресвитеры следуют за диаконами при входе св. Даров, в рукописной традиции пресвитеры остаются с епископом внутри св. алтаря, ожидая и встречая вместе с ним вход св. Даров. Кроме того, именно пресвитеры призывают благодать Святого Духа на епископа, чтобы он ему были даны силы для принесения Жертвы, и именно они снова будут преподавать св. причастие епископу и народу. Здесь уместно упомянуть, что молитвы антифонов, молитва по поставлении св. Даров на престол, заамвонная молитва и, позже, молитва отпуста — все это произносилось пресвитерами. Точно таким же образом, как показали Тафт и другие литургисты до него, в литургической практике было обычным делом, чтобы епископ после входа св. Даров уполномачивал пресвитера совершать Евхаристию и руководить службой, совершать анафору, а затем раздавать св. причастие тем, кто находится внутри бемы и людям снаружи, даже когда епископ (или даже поместный епископ) участвовал в Евхаристии!
В случае, если Евхаристию совершает один или несколько пресвитеров, стоит упомянуть, что литургический чин пресвитерской литургии нисколько не отличается от чина архиерейской литургии: он кадит после входа Евангелия точно так же, как служащий епископ, он входит в св. бему (алтарь), он ставит свою свечу на св. престол, он садится за синтрон, он благословляет диакона, который будет читать Евангелие, он омывает руки перед входом св. Даров, но не участвует в процессии, если в ней участвуют диаконы, и он ожидает внутри бемы вместе с другими сослужащими пресвитерами в молитве, пока не прибудут св. Дары! Пресвитер благословляется диаконом после входа св. Даров молитвой "Да сойдет на тебя Дух Святой, и сила Всевышнего осенит тебя". В случае литургии с пресвитером и диаконом, диакон говорит священнику: "Да сойдет на тебя Святой Дух, и сила Всевышнего осенит тебя", после того, как предстоящий пресвитер попросит диакона: "Помолись за меня, брат", и он получает святое причастие из рук диакона! Таким образом, он заменяет епископа всеми средствами и в полном объеме, так что нет никакой разницы между архиерейской и пресвитерской литургией.
На мой взгляд, причина, по которой нет фактической разницы между совершением архиерейской и пресвитерской литургии, заключается в том, что и епископ, и пресвитер совершают и предлагают Евхаристию от имени, на службе и во главе данной общины. Именно община, поместная церковь, местное собрание предлагает Евхаристию через возглавляющего его епископа или пресвитера! И я считаю, что это прекрасно выражено в словах Игнатия: "Пусть все почитают диаконов как Иисуса Христа, точно так же, как они должны почитать епископа, который является образом Отца, а пресвитеры - Божьим советом" [Игнатий, епископ Антиохийский, Письмо к траллийцам, 3.] Это означает, что как через епископа, так и через пресвитера Христос возглавляет поместную церковь, и Христос отражается либо в служащем епископе, либо в пресвитере. Пресвитер не совершает Евхаристию от имени епископа, потому что если бы это было так, то тогда епископы, которые поминают своего архиепископа, или своего митрополита, или своего патриарха, богословски совершали бы Евхаристию от имени своего архиепископа, или своего митрополита, или своего патриарха, что, очевидно, подразумевает, что они не должны в полной мере исполнять обязанности священства! Совершение Евхаристии любым другим священнослужителем именно от имени епископа фактически имело бы смысл, если бы подобные случаи были чем-то экстраординарным в истории или практике церкви! Но пресвитеры постоянно упоминаются как "служители Божьи" и как совершители Евхаристии ещё в Деяниях. Более того, молитвы о рукоположении пресвитера, как древние, так и современные, и особенно те, которые преобладали в различных традициях, всегда включали совершение Евхаристии в обязанности пресвитера. Поскольку пресвитерская Евхаристия стала обычным делом, которое предусмотрела сама церковь, а приходы стали постоянными и стабильными общинами, в которых на постоянной основе пресвитеры возглавляют Евхаристию, тогда мы просто верим, что как пресвитер, так и епископ являются служителями этих общин, которые обязались совершать Евхаристию от имени своей общины, от имени своей паствы! Это не означает, что пресвитеры не зависят от своего епископа, но эта зависимость отличается от тех отношений, когда пресвитер является священником только тогда, когда епископ это разрешает. Наоборот, пресвитер является священником в силу своего рукоположения.
Теперь обратим внимание на следующие вопросы, касающиеся роли пресвитера:
Когда пресвитеры совершают Евхаристию с епископом, они составляют одно тело с ним: они носят те же облачения, что и епископ, они сидят вокруг него на синтроне, они присоединяются к нему в молитвах, они всегда с ним. Диатаксис и рукописный евхологий имеют в виду как епископа, так и пресвитера, когда говорится о "священнике". Моментом, который ярко показывает эту тесную связь между епископом и пресвитерами, является процессия входа св. Даров: хотя сегодня пресвитеры следуют за диаконами при входе св. Даров, в рукописной традиции пресвитеры остаются с епископом внутри св. алтаря, ожидая и встречая вместе с ним вход св. Даров. Кроме того, именно пресвитеры призывают благодать Святого Духа на епископа, чтобы он ему были даны силы для принесения Жертвы, и именно они снова будут преподавать св. причастие епископу и народу. Здесь уместно упомянуть, что молитвы антифонов, молитва по поставлении св. Даров на престол, заамвонная молитва и, позже, молитва отпуста — все это произносилось пресвитерами. Точно таким же образом, как показали Тафт и другие литургисты до него, в литургической практике было обычным делом, чтобы епископ после входа св. Даров уполномачивал пресвитера совершать Евхаристию и руководить службой, совершать анафору, а затем раздавать св. причастие тем, кто находится внутри бемы и людям снаружи, даже когда епископ (или даже поместный епископ) участвовал в Евхаристии!
В случае, если Евхаристию совершает один или несколько пресвитеров, стоит упомянуть, что литургический чин пресвитерской литургии нисколько не отличается от чина архиерейской литургии: он кадит после входа Евангелия точно так же, как служащий епископ, он входит в св. бему (алтарь), он ставит свою свечу на св. престол, он садится за синтрон, он благословляет диакона, который будет читать Евангелие, он омывает руки перед входом св. Даров, но не участвует в процессии, если в ней участвуют диаконы, и он ожидает внутри бемы вместе с другими сослужащими пресвитерами в молитве, пока не прибудут св. Дары! Пресвитер благословляется диаконом после входа св. Даров молитвой "Да сойдет на тебя Дух Святой, и сила Всевышнего осенит тебя". В случае литургии с пресвитером и диаконом, диакон говорит священнику: "Да сойдет на тебя Святой Дух, и сила Всевышнего осенит тебя", после того, как предстоящий пресвитер попросит диакона: "Помолись за меня, брат", и он получает святое причастие из рук диакона! Таким образом, он заменяет епископа всеми средствами и в полном объеме, так что нет никакой разницы между архиерейской и пресвитерской литургией.
На мой взгляд, причина, по которой нет фактической разницы между совершением архиерейской и пресвитерской литургии, заключается в том, что и епископ, и пресвитер совершают и предлагают Евхаристию от имени, на службе и во главе данной общины. Именно община, поместная церковь, местное собрание предлагает Евхаристию через возглавляющего его епископа или пресвитера! И я считаю, что это прекрасно выражено в словах Игнатия: "Пусть все почитают диаконов как Иисуса Христа, точно так же, как они должны почитать епископа, который является образом Отца, а пресвитеры - Божьим советом" [Игнатий, епископ Антиохийский, Письмо к траллийцам, 3.] Это означает, что как через епископа, так и через пресвитера Христос возглавляет поместную церковь, и Христос отражается либо в служащем епископе, либо в пресвитере. Пресвитер не совершает Евхаристию от имени епископа, потому что если бы это было так, то тогда епископы, которые поминают своего архиепископа, или своего митрополита, или своего патриарха, богословски совершали бы Евхаристию от имени своего архиепископа, или своего митрополита, или своего патриарха, что, очевидно, подразумевает, что они не должны в полной мере исполнять обязанности священства! Совершение Евхаристии любым другим священнослужителем именно от имени епископа фактически имело бы смысл, если бы подобные случаи были чем-то экстраординарным в истории или практике церкви! Но пресвитеры постоянно упоминаются как "служители Божьи" и как совершители Евхаристии ещё в Деяниях. Более того, молитвы о рукоположении пресвитера, как древние, так и современные, и особенно те, которые преобладали в различных традициях, всегда включали совершение Евхаристии в обязанности пресвитера. Поскольку пресвитерская Евхаристия стала обычным делом, которое предусмотрела сама церковь, а приходы стали постоянными и стабильными общинами, в которых на постоянной основе пресвитеры возглавляют Евхаристию, тогда мы просто верим, что как пресвитер, так и епископ являются служителями этих общин, которые обязались совершать Евхаристию от имени своей общины, от имени своей паствы! Это не означает, что пресвитеры не зависят от своего епископа, но эта зависимость отличается от тех отношений, когда пресвитер является священником только тогда, когда епископ это разрешает. Наоборот, пресвитер является священником в силу своего рукоположения.
Диакон
Многие из современных так называемых "привилегий" священника также относились к обязанностям диакона! Он руководит богослужением, он совершает протесис, он произносит молитву перед Евангелием, а после входа Евангелия он берет кадило у пресвитера или епископа и продолжает кадить. Когда каждение перед входом св. Даров стало обычной практикой в церкви, именно дьякон кадил, и, как правило, он является тем служителем, который совершает каждение! Только однажды епископ или пресвитер должны совершить каждение: во входе литургии, известном как малый вход или вход Евангелия. Диакон поднимается к синтрону вместе с епископом и пресвитером, он разворачивает илитон на святом престоле, он совершает внесение св. Даров и поминает верующих тихим голосом, когда проходит мимо них, и он сам поставляет св. Дары на святой престол. Диакон будет молиться о епископе или пресвитере после входа св. Даров, говоря: "Да сойдет на тебя Святой Дух, и сила Всевышнего осенит тебя". Как мы видели, в момент предложения св. Даров Богу епископ или пресвитер приглашают его поднять их и символически представить Богу. В момент причащения духовенства, если нет других сослужащих епископов или пресвитеров, именно он будет причащать служащего епископа или пресвитера!
Многие из современных так называемых "привилегий" священника также относились к обязанностям диакона! Он руководит богослужением, он совершает протесис, он произносит молитву перед Евангелием, а после входа Евангелия он берет кадило у пресвитера или епископа и продолжает кадить. Когда каждение перед входом св. Даров стало обычной практикой в церкви, именно дьякон кадил, и, как правило, он является тем служителем, который совершает каждение! Только однажды епископ или пресвитер должны совершить каждение: во входе литургии, известном как малый вход или вход Евангелия. Диакон поднимается к синтрону вместе с епископом и пресвитером, он разворачивает илитон на святом престоле, он совершает внесение св. Даров и поминает верующих тихим голосом, когда проходит мимо них, и он сам поставляет св. Дары на святой престол. Диакон будет молиться о епископе или пресвитере после входа св. Даров, говоря: "Да сойдет на тебя Святой Дух, и сила Всевышнего осенит тебя". Как мы видели, в момент предложения св. Даров Богу епископ или пресвитер приглашают его поднять их и символически представить Богу. В момент причащения духовенства, если нет других сослужащих епископов или пресвитеров, именно он будет причащать служащего епископа или пресвитера!
Народ
В переводе Льва Тосканского и духовенство, и миряне отвечают "Кирие элейсон" на прошения диакона. На молитвы пресвитера во время ектении верных отвечают как духовенство, так и народ. Снова и духовенство, и народ поют "Свят, свят, свят Господь Саваоф...". После "Победной песни" и пока пресвитер ещё читает молитву анафоры, иподиаконы приглашают верующих во всей церкви присоединиться к их молитвам! На литургии Иерусалима, известной как литургия святого Иакова, брата Господня, народ говорит: "Да сойдет на тебя Дух Святой..." епископу или пресвитеру, совершающему Евхаристию: священник и архиерей (т.е. епископ) поставляют Дары на святой престол и призывают всех принять участие в святой анафоре, возглашая: "Возвеличьте Господа со мной, будем вместе превозносить Его Имя". И народ отвечает: "Да сойдет на тебя Святой Дух, и сила Всевышнего осенит тебя". Диаконы отвечают народу: "Да помянет вас Господь Бог во Царствии Своем во все дни, ныне и всегда и во веки веков". Как это прекрасно! Как это подчеркивает истину о соборном характере богослужения, о единстве и взаимодействии между духовенством и народом, о взаимной зависимости и общности даров, которые удостоверяют свободу членов Тела Христова!
Еще одно место, где подчеркивается эта взаимная зависимость даров - это то, каким символическим образом совершается приношение св. Даров Богу, - тот момент в анафоре, который называется "анамнесис" и вводит "эпиклесис". В этом тексте есть следующее: "Вспоминая всё, ради нас Им соделанное: крест, гроб, тридневное воскресение, на Небеса восхождение, по правую руку восседание и ещё Его второе и славное Пришествие, Твоё из Твоего Тебе принося всегда и везде, Тебя воспеваем, Тебя благословляем, Тебя благодарим..." В этом тексте есть два деепричастия: "вспоминая" и "принося", в то время как основное внимание в предложении уделяется глаголам-синонимам "воспеваем Тебя", "благословляем Тебя", "благодарим Тебя". Пожалуйста, обратите внимание здесь, что в то время, когда епископ или пресвитер говорят "вспоминая" и "принося", именно народ поёт "воспеваем Тебя…"! Это еще более убедительное доказательство того, что мы говорим об общине, народе Божьем, который совершает Евхаристию через предстоящего священника евхаристического собрания. В рукописях также народ говорит "Аминь" в ответ на молитву об освящении святых Даров.
В переводе Льва Тосканского и духовенство, и миряне отвечают "Кирие элейсон" на прошения диакона. На молитвы пресвитера во время ектении верных отвечают как духовенство, так и народ. Снова и духовенство, и народ поют "Свят, свят, свят Господь Саваоф...". После "Победной песни" и пока пресвитер ещё читает молитву анафоры, иподиаконы приглашают верующих во всей церкви присоединиться к их молитвам! На литургии Иерусалима, известной как литургия святого Иакова, брата Господня, народ говорит: "Да сойдет на тебя Дух Святой..." епископу или пресвитеру, совершающему Евхаристию: священник и архиерей (т.е. епископ) поставляют Дары на святой престол и призывают всех принять участие в святой анафоре, возглашая: "Возвеличьте Господа со мной, будем вместе превозносить Его Имя". И народ отвечает: "Да сойдет на тебя Святой Дух, и сила Всевышнего осенит тебя". Диаконы отвечают народу: "Да помянет вас Господь Бог во Царствии Своем во все дни, ныне и всегда и во веки веков". Как это прекрасно! Как это подчеркивает истину о соборном характере богослужения, о единстве и взаимодействии между духовенством и народом, о взаимной зависимости и общности даров, которые удостоверяют свободу членов Тела Христова!
Еще одно место, где подчеркивается эта взаимная зависимость даров - это то, каким символическим образом совершается приношение св. Даров Богу, - тот момент в анафоре, который называется "анамнесис" и вводит "эпиклесис". В этом тексте есть следующее: "Вспоминая всё, ради нас Им соделанное: крест, гроб, тридневное воскресение, на Небеса восхождение, по правую руку восседание и ещё Его второе и славное Пришествие, Твоё из Твоего Тебе принося всегда и везде, Тебя воспеваем, Тебя благословляем, Тебя благодарим..." В этом тексте есть два деепричастия: "вспоминая" и "принося", в то время как основное внимание в предложении уделяется глаголам-синонимам "воспеваем Тебя", "благословляем Тебя", "благодарим Тебя". Пожалуйста, обратите внимание здесь, что в то время, когда епископ или пресвитер говорят "вспоминая" и "принося", именно народ поёт "воспеваем Тебя…"! Это еще более убедительное доказательство того, что мы говорим об общине, народе Божьем, который совершает Евхаристию через предстоящего священника евхаристического собрания. В рукописях также народ говорит "Аминь" в ответ на молитву об освящении святых Даров.
Заключение
Отождествление Евхаристии с Церковью имеет богатое и глубокое богословское содержание, поэтому оно нуждается в дальнейшем изучении. Однако это очень непростое отождествление. Я надеюсь, что это стало ясно. Мы, наконец, должны понять, что если Евхаристия - это таинство Христа, то она может быть только таинством Любви. Евхаристия есть и всегда должна быть в первую очередь и полностью таинством Любви. И поскольку это таинство Любви, его следует совершать как таинство Любви, и присутствие Любви должно быть очевидным и сияющим в каждую минуту литургии, через каждое слово, каждое движение, каждое действие, каждый предмет или сосуд, в конечном счете, через каждую составляющую совершения святой Евхаристии. И более того, если Евхаристия как обряд имеет чин и структуру, если она следует традиции или Типикону, и т.д., и т.п., — то всё это должно передавать Любовь и служить Любви, потому что сущность Евхаристии как таинства Любви - это именно Любовь! И если Евхаристия, помимо того, что является Любовью и совершается как Любовь, также является предвкушением грядущего века, Откровением Бога, эсхатологическим собранием народа Божьего, то всё это должно исходить из истины Любви и следовать за ней, которая также является высшим и совершенным даром грядущего века. И если Евхаристия как собрание народа Божьего имеет очевидную иерархическую структуру и различие служений, служб, ролей, полномочий и сил, то все это структурирование снова должно быть результатом Любви и должно служить Любви. В собрании народа Божьего нет такого понятия, как "власть" или "авторитет". Существует только ответственность и служение, потому что "кто между вами главный, будь как слуга' (Лк 22:26). Это великая истина, но, к сожалению, она была трагически пренебрегаема в истории церкви. Подумайте обо всех расколах, разделениях, отделениях, войнах, ненависти, вражде, которых мы могли бы избежать и действительно можем избежать в будущем, если бы «главный» был «как слуга»!
Я считаю, что наиболее ценным проявлением Евхаристии как ОБЩЕНИЯ и Церкви как общины людей, который, однако, сегодня утрачен, является акт общения духовенства друг с другом. В соответствии с существующим сегодня чином священник сам берет часть драгоценного Тела и пьет из святой Чаши. В случае сослужения священников каждый священник причащается сам! В случае, когда служит епископ, он причащается сам и дает святое причастие сослужащим клирикам. Но эта практика немыслима в древнем чине литургии. Согласно литургической традиции церкви, никто не приобщается в одиночку. Согласно литургической практике византийской церкви, когда епископ совершает богослужение, если не сослужит другой епископ, то определенный пресвитер подходит к святому престолу и преподаёт епископу святое причастие. Сослужащие пресвитеры преподавали святое причастие друг другу. Когда пресвитер служит с диаконом, то диакон преподаёт пресвитеру св. причастие.
Это последний и заключительный акт литургии, которым скрепляется общение как свобода и свобода как любовь. Общение с Богом проходит через общение с братьями и любовь к ним, и в то же время оно является как общением с Богом, так и актом единства и любви верующих друг ко другу в свободе, и поэтому Христос и есть, и всегда будет посреди нас.
Отождествление Евхаристии с Церковью имеет богатое и глубокое богословское содержание, поэтому оно нуждается в дальнейшем изучении. Однако это очень непростое отождествление. Я надеюсь, что это стало ясно. Мы, наконец, должны понять, что если Евхаристия - это таинство Христа, то она может быть только таинством Любви. Евхаристия есть и всегда должна быть в первую очередь и полностью таинством Любви. И поскольку это таинство Любви, его следует совершать как таинство Любви, и присутствие Любви должно быть очевидным и сияющим в каждую минуту литургии, через каждое слово, каждое движение, каждое действие, каждый предмет или сосуд, в конечном счете, через каждую составляющую совершения святой Евхаристии. И более того, если Евхаристия как обряд имеет чин и структуру, если она следует традиции или Типикону, и т.д., и т.п., — то всё это должно передавать Любовь и служить Любви, потому что сущность Евхаристии как таинства Любви - это именно Любовь! И если Евхаристия, помимо того, что является Любовью и совершается как Любовь, также является предвкушением грядущего века, Откровением Бога, эсхатологическим собранием народа Божьего, то всё это должно исходить из истины Любви и следовать за ней, которая также является высшим и совершенным даром грядущего века. И если Евхаристия как собрание народа Божьего имеет очевидную иерархическую структуру и различие служений, служб, ролей, полномочий и сил, то все это структурирование снова должно быть результатом Любви и должно служить Любви. В собрании народа Божьего нет такого понятия, как "власть" или "авторитет". Существует только ответственность и служение, потому что "кто между вами главный, будь как слуга' (Лк 22:26). Это великая истина, но, к сожалению, она была трагически пренебрегаема в истории церкви. Подумайте обо всех расколах, разделениях, отделениях, войнах, ненависти, вражде, которых мы могли бы избежать и действительно можем избежать в будущем, если бы «главный» был «как слуга»!
Я считаю, что наиболее ценным проявлением Евхаристии как ОБЩЕНИЯ и Церкви как общины людей, который, однако, сегодня утрачен, является акт общения духовенства друг с другом. В соответствии с существующим сегодня чином священник сам берет часть драгоценного Тела и пьет из святой Чаши. В случае сослужения священников каждый священник причащается сам! В случае, когда служит епископ, он причащается сам и дает святое причастие сослужащим клирикам. Но эта практика немыслима в древнем чине литургии. Согласно литургической традиции церкви, никто не приобщается в одиночку. Согласно литургической практике византийской церкви, когда епископ совершает богослужение, если не сослужит другой епископ, то определенный пресвитер подходит к святому престолу и преподаёт епископу святое причастие. Сослужащие пресвитеры преподавали святое причастие друг другу. Когда пресвитер служит с диаконом, то диакон преподаёт пресвитеру св. причастие.
Это последний и заключительный акт литургии, которым скрепляется общение как свобода и свобода как любовь. Общение с Богом проходит через общение с братьями и любовь к ним, и в то же время оно является как общением с Богом, так и актом единства и любви верующих друг ко другу в свободе, и поэтому Христос и есть, и всегда будет посреди нас.